Половецкие войны - стр. 44
Утром явился Ратибор, доложил:
– Итларя и его чадь перестреляли стрелами. Ни един не ушёл.
Слушая боярина, Мономах ещё сильнее убеждался в правильности своих намерений.
Глава 14. Развод Мономаха
О том, что с женой близится разрыв, Владимир понял, когда стоял над трупом Китана на пороге вежи под валами Переяславля. Гида была тут же, но зачем пришла, откуда взялась, он так и не понял. Мёртвый Китан с вытаращенными от страха глазами и искривлённым в немом крике ртом вызывал в душе у Владимира одно тупое ожесточение, одно злорадство. Вспоминал князь, как подсмеивался над ним половец несколькими днями назад, как требовал серебра за мир.
«Вот тебе серебро, вражина!» – готов был воскликнуть Мономах.
Сам не знал князь, что побудило его поднять голову. Словно о стену, натолкнулся он вдруг на полные ужаса тёмные Гидины глаза. Наверное, всё у Владимира на лице было написано, все мысли его и чувства вырвались наружу и отразились в злобном волчьем оскале. Княгиня не выдержала, вскрикнула, шарахнулась от него, бегом бросилась прочь. Скрипел под ногами снег, ветром разметало в стороны долгие рукава её собольей шубы.
После, в хоромах, за ужином, она молчала задумчиво, не смотрела в его сторону, бледность растекалась по красивому, гладкому, как в дни незабвенной молодости, челу.
Разговор, решительный, резкий, неприятный, состоялся позже, когда остались они с глазу на глаз в княгининой опочивальне.
– Всё видела… Как ты… – начала она сбивчиво, сперва тихо, но затем, волнуясь, перешла на крик… – Ты нашего сына едва не погубил! Как ты мог! Знаю: отомстить захотел за неудачи свои, за брата, за Стугну, за Чернигов! Стоял там, над трупом хана когда, одна злоба тяжкая, одна ненависть звериная во взоре твоём читалась! А сын наш! Он тут при чём?! До сей поры дрожит, яко в лихорадке, спать не может! Устала я, князь! Одно лихо вы с братией своей на земле сеете! И чад моих ввязываешь ты в сию круговерть! Они, мальцы, дети невинные, страдают! Почему о них не думаешь?!
Владимир попытался возразить, начал было оправдываться, говорить:
– Не я зла творец. Лишь ответил я. А сына выручил, не дал погинуть.
Понял тотчас, что напрасны слова, что виноват, что зря, наверное, послушал он Славяту и Святополка. Было ощущение бессилия, безнадёжности и бесконечной усталости.
А Гида, перебив его, продолжала кричать:
– Надоело мне всё! Походы твои, рати, Переяславль этот! Половцы, коих набеги новые сами же вы со своим Святополком топерича вызовете! До чего ты дошёл! Погляди на себя! Клятву порушил! Для тебя, выходит, клятва всякая – яко словеса пустые! Думаешь, поверила я, когда ты отца своего оправдывал?! Думаешь, дура, да?! Не поняла, как князь Изяслав