Полночь в Часовом тупике - стр. 26
– Могу я спросить у вас одну вещь? – раздался нежный голосок.
Он обернулся: перед ним оказались фиалковые глаза, вздернутый носик и отважно декольтированная грудь.
– Правда, волнующее ощущение возникает здесь, среди этих притихших кресел, словно предчувствующих шепот и гримасы будущих зрителей? У меня сердце сейчас выскочит из груди, послушайте, как бьется.
Незнакомка взяла его руку и приложила к своей левой груди. Виктор вежливо высвободился.
– Я буду в декабре играть в пьесе «Сознание ребенка» Гастона Девора. Ах! Если бы я могла талантом и славой сравниться с Жанной Дельвер![23] Она получила первый приз за трагическую роль в пьесе «Эринии» Леконта де Лилля. Говорят, что она будет играть Гермиону, но, по-моему, она так и осталась вульгарной продавщицей из магазина Old England на улице Скриб. Я вот начала выступать с двенадцати лет, правда, сперва была просто наездницей в цирке, но мои родители из кожи вон лезли, заставляли александрийские стихи учить, лишь бы для меня лучшей жизни добиться! Прощай, конюшня и навоз! Вам нравятся мои духи? Это туалетная вода на основе опопанакса, он нравится мне больше, чем гелиотроп[24].
– Я привык к запаху бензоина, такими духами пользуется моя жена.
Девушка скривилась в недовольной гримаске, даже чуть покраснела. Поправила пальцем непослушную прядь на лбу.
– А, так вы из женатиков? А что тогда кольцо не носите?
– Оно мне жмет, я его снял.
– А что вы ищете здесь в такое неподобающее время?
Виктор решил, что лучше всего будет сказать правду.
– Один из моих друзей, полицейский, попросил меня помочь в расследовании смерти Робера Доманси. Вы его знали?
– А что случилось? Я вчера вернулась из Гере, с похорон бабушки.
– Он погиб. Его зарезали.
Его собеседница бессильно опустилась в кресло.
– Это невозможно! Робера убили! Я высоко его ценила, несмотря на его мерзкую скупость и высокомерие. Я была ему небезразлична, но мы не особенно сближались, поскольку привыкли отделять мух от котлет. Он хотел заловить какую-нибудь богачку, либо поклонницу с наследством, либо звезду сцены. Какая-нибудь Шарлина Понти была достойна только простыни согревать, а основные силы он берег для более шикарной любовницы. Парню хотелось усидеть одним задом на двух стульях!
– Пардон?
– Чтобы на каждой руке по девице висело! Вы, кстати, не из тех гнилых аристократишек, которые не держат за людей бедных актрис?
Виктор не знал, лестно ему от этих слов или обидно. Он решил не принимать их всерьез.