Полководцы Святой Руси - стр. 8
Идеи, которыми пользовались основатели владимирского автократизма, очевидно, имели не ордынское и не собственнорусское происхождение, а пришли из Константинополя. Для Византийской империи самодержавный порядок организации власти был естественным, давно установившимся. На Северо-Востоке Руси князья знали о нем от греческих представителей духовенства, прежде всего от архиереев, а также по дипломатическим и торговым каналам. Андрей Боголюбский, книжный человек и сам в какой-то степени духовный писатель, представлял его себе как минимум по хронографам и переводной правовой литературе.
Что же касается Всеволода Большое Гнездо, то он провел значительную часть отрочества в «Империи теплых морей», имея брачное свойство́ с царской династией Комнинов, правившей вплоть до 1185 года. Между тем Константинопольская империя периода царствования Мануила I Великого представляла собой блистательную «витрину достижений самодержавия». В пределах державы Комнинов процветала высокая культура, войска государя расширяли ее границы в разных направлениях, а сам император-витязь представлял собой пример деятельного и отважного монарха. Империя была связана с Русью отношениями воинских союзов, заключенных с разными князьями, а также общей религиозной почвой православия.
Для Владимирской Руси, как, впрочем, и для Руси в целом, на фоне всеобщей политической раздробленности главной скрепляющей и объединяющей силой стала Церковь. А она по-прежнему управлялась из Константинополя и, следовательно, постоянно возобновляла на русских землях идею, согласно которой Русь со всеми ее многочисленными князьями – нечто вроде дальней самоуправляющейся имперской провинции. Как видно из писем императора Иоанна VI Кантакузина митрополиту Феогносту 1347 года, в XIV веке официальное титулование русского митрополита полностью совпадало с титулованием митрополитов самой Империи.
В Константинополе, заметим, Владимирская Русь постоянно мыслилась как часть Империи, как своего рода «оторвавшийся фрагмент» лимеса, а ее князья могли учиться имперскому политическому опыту из первых рук и на полном основании видеть в себе часть мира «ромеев», то есть православных, располагающих собственной государственностью.
По всей видимости, Константинополь выступил в роли наставника Владимира в науке самодержавного правления. Иными словами, владимирский автократизм на уровне идейной основы был принят от могущественнейшей православной державы того времени и адаптирован к местным условиям. На исходе XIII и в XIV столетии он, придавленный ордынской политикой поощрения раздробленности на Руси, временно отошел в тень, но как ценный политический опыт сохранился в памяти нации, чтобы позднее стать основой для воздвижения России.