Полковник милиции Владислав Костенко. Книга 5. Тайна Кутузовского проспекта - стр. 25

– Бабушка, я за Люду волнуюсь, – сказал Костенко.

– Бабушка преставилась, царство ей небесное… Я – прабабушка ейная… Так и я за ее волнуюсь, за стерьву…

– Она когда уехала?

– Да часов в восемь… Сбежала вниз, потом вернулась, вроде бы краски эти самые взять, чтоб морду загорелой делать…

– Вы в окошко не видели, ее такси ждало?

– Она на их не ездит! Ее сюда то черные иностранцы привозят, то коричневые, меня запрет в чулане, – старуха кивнула на внутренний шкаф, – и чтобы носу не казала… А если чихнешь или там храпанешь с духоты, то назавтра так отлупит, что и жить не хочется…

– Так какая ж машина ее ждала? – рассеянно поинтересовался Костенко. – Наша или та, на которой коричневые ездят?

– Не, не наша, – бабка покачала головой, – цвет уж больно бесстыжий.

– Это как? – не понял Костенко и достал из кармана шоколадку. – Вот вам подарок, бабулечка.

– А это чего?

– Шоколад, – сказал Глинский. Его всегда раздражала манера Костенко вести разговоры со свидетелями, хотя он понимал, что именно такой неторопливый, но скачущий разговор (внешне скачущий) – Костенко через каждую фразу умеет тащить свое, аккуратно и ненавязчиво, понимая, что страх перед должностным лицом, даже если оно не в форме, но с красной ксивой, – непременная константа советского человека – должен создать атмосферу располагающей постепенности, никакого форсажа, тем более наступательного…

– Вроде конфекты, что ль? – спросила бабуля, разворачивая шоколадку. Она отломила малюсенький кусочек, положила его под язык. Так тетя Феня пила чай вприкуску, вспомнил Костенко, только вместо шоколада были подушечки. Сейчас днем с огнем не найдешь, все скупают на самогон…

– Да, – ответил Костенко, – вроде сливочных конфет, очень полезно для сердца… Бабуль, а где Людина записная книжка?

– На столе, – ответила старушка. – Возле телефона.

– Не позволите взглянуть?

– Вы ж при чине… Глядите… Я власти покорная… Только башмаки снимите, она за ковер боится…

Ни на столе возле телефона, ни в столе записной книжки не было.

– А косметичку она где держала? – поинтересовался Костенко. – В ванной?

– Там у нее всякие мыла, что пену дают и сосной воняют… Я-то в баню хожу, она меня не пущает, говорит, что…

Глинский настойчиво поинтересовался:

– Что она говорит?

Костенко укоризненно глянул на него, спросил:

– Как шоколадка, бабулечка?

– Страсть как скусная… Я уж ее приберегу…

– Пенсию вам сколько платят?

– Пятьдесять шесть… Спасибо родной партии и правительству… Раньше-то я сорок получала, ну а сейчас как сыр в масле катаюсь, и сметанки можно взять, и сливочек, яички теперь не битые беру… В капитализьме мрут старики с голоду, а мы старость чтим…