Политическая наука №1 / 2018 - стр. 27

Подобная аморфность и неопределенность положения как раз и заставляют меня предположить, что происходит долгая, затянувшаяся стагнация, которая может означать, что кризис перед нами. Альтернатив все больше и больше, и это может взорваться в виде кризиса. Впрочем, утверждать это со стопроцентной уверенностью я не готов. Есть и другие варианты – это не стагнация, а некий контролируемый ход. Может быть, стагнация не во всей политической науке: у одного крыла назревает кризис, у другого все под контролем, а середина – ни то ни се.

Тимофеева Лидия Николаевна, доктор политических наук, председатель Правления РАПН, вице-президент РАПН, заместитель зав.кафедрой политологии и политического управления РАНХиГС. В связи с альтернативами, которые под контролем, Михаил Васильевич, кто этот демиург, у кого альтернатива под контролем? Это мировое сообщество ученых? Это официально назначенные люди, типа нашей Академии наук? Каким образом определяется контроль над альтернативами? Кто разрешает быть или не быть альтернативе в науке?

Ильин М.В. Все мы и каждый. Все мы контролируем. Дорогие друзья, нашим делом каждый из нас может заниматься по-разному. Например, спонтанно, безотчетно, руководствуясь интуициями. Допустим, мне нужно прочитать лекцию здесь, нужно прочитать лекцию там, написать статью… я разрываюсь, главное, к крайнему сроку успеть, и мне уже не до контроля – я думаю, как бы мне слово со словом связать. Что происходит? Утрачивается контроль. Но я могу остановиться, обсудить текст с коллегами, дать ему отлежаться, снова переделать. Вот я и поставил себя и свой труд под контроль. Если мы все будем себя контролировать, общий градус контроля будет выше. То же коллективно сделает кафедра, контроль еще повысится.

Борщевский Георгий Александрович, кандидат исторических наук, доцент кафедры государственной службы и кадровой политики РАНХиГС. У меня родился такой вопрос. В ваших тезисах утверждается, что методологический кризис наблюдается в политической науке уже довольно долгое время, с 1970‐х годов, т.е. уже с полвека. Последний подъем пришелся на 1950‐е и первую половину 1960‐х годов, до того был предыдущий кризис. Я историк, поэтому первое объяснение, которое мне пришло в голову, такое. Именно на 1950‐е и начало 1960‐х годов приходится пик политического противостояния мировых систем, существовавших в ХХ веке, – мировой социалистической и международной капиталистической систем. В 1970–1980‐е годы это противостояние утратило остроту. Многие на Западе уже не так боялись противника по ту сторону железного занавеса. Пик противостояния сформировал запрос со стороны элит к экспертному сообществу на изучение соответствующих процессов для решения прикладных задач политической, экономической и военной борьбы. И вот родились те мощные концептуальные идеи, о которых мы сегодня говорим. Вопрос к вам: видите ли вы некоторую связь между этими двумя явлениями? Есть она или нет? Если вдруг она есть, то видите ли вы предпосылки для актуализации подобного противостояния систем в будущем? И возможно ли, что с этим будет связан новый концептуальный подъем в политической науке?