Полёт совиного пёрышка - стр. 46
– Дэри, подвернись удобный случай, я бы и в казну императорскую клюв сунул. Скажи: сколько времени займёт твой честный и праведный способ собрать нужную сумму?
– Но не у торговцев же выручку за товар таскать!
То, что от поступка сыча никто из жителей Бейгорлауна не пострадал, выяснилось сразу; нашу деревню этот мелкий благородный разбойник не стал трогать, домахал своими крылышками аж до ближайшего городка, где ему повезло благополучно улизнуть от какого-то лавочника, прихватив с собой риден. И ни капли раскаяния на наглой бледной морде!
От новой волны возмущения я подавилась воздухом.
– К тому же неужели ты полагаешь, что я буду спокойно смотреть, как женщина, благородная женщина, носительница древней фамилии, трудится вот этими самыми руками, чтобы подороже продать результаты своего труда? И надеется на честность и порядочность покупателей… и своей родственницы?! А я просто в клеточке на стеночке посижу, наблюдая, как ты стараешься приблизить день моего освобождения?!
– Но не воровством же! – почти заорала я, в последнюю секунду приглушив голос. Стены в замке толстые, но об осторожности забывать не стоило.
…Фамилию я уже несколько лет носила другую, к ней приставки эйр- не полагалось…
– В цирке выступать не могу, прошу понять и простить, – съязвил Рене. – А на иную работу меня такого не возьмут.
О нездоровых увлечениях Гарео Фитри он рассказывал: циркач любил не только живых пернатых. О том, что и из непростого сыча планировал сделать чучело, даже зная, что под перьями живой человек, чужестранец с магией в крови, обмолвился ровным, скучающим немного тоном, от которого мороз продрал по коже. Он пробыл более шести лет в цирковом плену, и я очень хорошо понимала и испытываемую Рене ненависть, и желание держаться от пёстрых повозок как можно дальше. Мои собственные отвращение и страх были не меньше. Я боялась и ненавидела маски.
Я ругалась с ним и спорила почти всё отведённое человеческому облику время, но упрямый вельвинд, ступив на сомнительную дорожку, останавливаться и не думал.
– Если всё разрешится благополучно, я потом всё возмещу, до последней монеты, – упорствовал он.
Я ответно поджимала губы, не соглашаясь с предложенным способом решить финансовую проблему. Но понимала, что продажей картин я буду зарабатывать на нашу свободу долго, очень долго, а успеть пожить своей жизнью с каждым днём хотелось всё сильнее.
Тем же вечером я получила записку из Риагата, где продолжал жить в своё удовольствие мой супруг. Верген сообщал, что навестит хворающую супругу в последнюю неделю осени, до того, как дороги окончательно раскиснут от постоянных дождей. На эту новость Рене потемнел лицом, но ничего не сказал, а в следующее мгновение меня саму всю скрутило от жалости и невозможности разделить боль, когда длинное тело выгнулось, а с тонких губ сорвался мучительный стон.