Покров-17 - стр. 29

– Хватит! – полковник опять хлопнул ладонью по столу. – Вы убили майора Денисова. Я бы пристрелил вас прямо тут, но вы ответите, как того требует порядок.

Я осмотрел кабинет, взглянул на того, кто стоял за мной – на здоровенного мужика Серегу, который только что душил меня пакетом – и снова на полковника.

– Что-то я не заметил, чтобы у вас тут был порядок, – сказал я.

Полковник нахмурился, наклонил голову, взглянул пристально в глаза, недобро ухмыльнулся и ответил:

– Там, где я – там порядок. Наш порядок. Да, это не закон, закона здесь уже нет, но это порядок. Это единственный способ выжить. Наша страна рухнула. Про нас все забыли. Здесь уже начинается полный бардак. То бандиты, то эти уроды из «Прорыва», которые хотят выпустить всех отсюда… Вы понимаете, что будет, если отсюда всех выпустить? Вы видели, что здесь происходит?

– Я уже говорил, что я здесь всего пять часов. Я мало видел.

– Повезло. Отведите его в подвал.

Серега резко поднял меня под локти, повел к выходу из кабинета.

Опять стало страшно. Что будут делать? Бить? Пытать?

Полковник, будто услышав мысли, кашлянул и сиплым голосом сказал вдогонку:

– Будете сидеть там, сколько надо, пока не вспомните.

Меня вытолкали из кабинета, вывели в коридор с облупившимися зелеными стенами, довели до лестничной площадки и подтолкнули вниз. Я шагнул на ступеньку и едва не оступился, но рука крепко держала за локоть.

Внизу оказался тесный коридор, освещенный двумя болтающимися лампочками, и несколько камер с металлическими дверями и узкими решетками.

Серега открыл первую камеру, снял наручники, толкнул меня внутрь и захлопнул дверь. Щелкнул ключ.

В маленькой камере было темно, и ее освещала только слабая желтоватая полоска через решетчатое окно в коридор. Я разглядел узкие нары, грязный унитаз, вмонтированный в кафельный пол, и облезлую фановую трубу.

Размял затекшие в наручниках кисти, протер очки рукавом пиджака и уселся на нары.

Дожили, подумал я. Дожили. Охренеть. Просто охренеть.

В пятьдесят с лишним лет оказаться в настоящей камере с настоящей парашей и сидеть на настоящих нарах. Писать книги, издаваться, получать премии, публиковаться в журналах, стать одним из лучших журналистов Москвы – чтобы оказаться здесь, в богом забытом месте, в закрытом городе, где происходит какая-то чудовищная взбалмошная дребедень, а адекватных людей, кажется, нет вообще.

– Говнище, – сказал я вслух.

Что это за проклятое место, почему здесь все не так, как снаружи, что за чернота, что за ширлики, и – да, я не хотел об этом думать, очень не хотел – все-таки что случилось ночью в машине?