Покаяние агнца - стр. 10

…Но мы с Инкой сейчас думали не о том. Мы дружили с ней и, как казалось нам, очень любили друг друга.

Совсем стемнело. Было безлюдно. Начал моросить дождь.

– Так ты меня любишь? – спросил я.

– Люблю, – ответила Инна.

– Правда?

– Правда.

– Посмотри в глаза,

Инка приблизила своё лицо и в упор заглянула в глаза. Я на время успокоился.

– Уроки я опять не выучил, – вспомнил некстати я.

– Это плохо, – не одобрила она.

– Не могу. А ты можешь?

– Могу.

– Значит, не так меня любишь.

– Неправда.

– А любишь?

– Люблю.

– Очень?

– Да– да– да, очень– очень– очень, люблю– люблю– люблю! И знаешь что? – резко добавила она, – Хватит об этом. Нельзя так часто говорить «люблю».

– Почему это нельзя? – удивился я.

Инка молчала. О любви она знала из книг. А там не спрашивали об этом через каждые пять минут. Но я хотел любви вечной:

– Молчишь, значит, не любишь.

– Да! Не люблю! Надоело! – запальчиво выпалила она.

– Ах, надоело?! Вот оно что? – взвихрился я.

– Юрч, ну не мучь меня. Как тебе доказать ещё? – взмолилась Инка.

– Ты уже доказала, как только что сказала, – в рифму возмутился я. – Можешь не говорить дальше. Прощай! – рванулся я в сторону.

« Ну, отчего он такой необузданный», – только и подумала она. – Юрка, вернись! – крикнула вдогонку.

– Никогда! – резко отозвался я. И вдруг увидел: Инка, прыгая через лужу, поскользнулась и упала в грязь. Всё у меня съёжилось внутри.

– Инка! – крикнул я. Подскочил, приподнял и, прижав к себе, поцеловал.

На душе стало спокойно и ново. Дождь всё усиливался.

– Хорошая моя… я люблю тебя, Инка, – говорил я, прижимая её к себе, на месте, где когда-то мой отец встретил сына – брата моего Шуню.

…Тогда мы целовались по-детски безвинно, движимые сильным душевным порывом, который был далёк от первородных инстинктов.

А в пятом классе я приходил к ней домой учить химию и математику. Но в голову науки не лезли. Находясь рядом с ней, я был словно безумный. Тогда я уже пописывал стихи, но они не были о любви. Я собрал их в тетрадку и отдал Инке, чтобы она расставила знаки препинания и исправила орфографические ошибки. Из той тетрадки мне запомнились только следующие строки:

Шёл 1941 год,

Когда немецкая держава

На нашу мирную страну

С огромной силою напала.

Нам трудно было устоять тогда:

Мы поневоле отступали

И отдавали города.

Запомнились они скорее потому, что друг моего дяди Прокопия – комсомольский активист нашего шахтёрского рудника Вася Кирдяшкин сделал мне замечание: «Мы не поневоле, – как пишешь ты, – отступали, – а тактично. Это большая разница». И я легко согласился с ним, поскольку ещё не совсем разбирался в «страдегии» и «тактике». Конечно же, только