Пока живой - стр. 5
Витек – он такой. Был. Мог затащить в постель на одном занудстве. Как любила повторять одна наша общая знакомая – такому проще дать, чем объяснить, что не хочется. Между прочим, с ее стороны – просто фигура речи. Красивые слова, не больше. Она всем давала, и ей не приходилось никому ничего объяснять. Тоже своего рода жизненная позиция, если вдуматься.
На похоронах оказалось много народа. Я даже не ожидал, что будет столько. А может, наоборот, все закономерно, все правильно – много людей пришло, чтобы полюбоваться, как прохиндей и сволочь Витек ляжет в стылую землю. Тогда как они, умные, честные и талантливые, будут кидать в его могилу комки земли. И значит, существует еще на земле какое-то подобие справедливости. Еще есть надежда на лучшее, если худшего хоронят первым…
Большинство из присутствующих я не знал. Почти никого не знал. Все-таки мы с ним редко встречались в последнее время. Как я понял, это были его коллеги по новой работе. В таких замшелых научно-исследовательских институтах всегда хоронят умело и организованно. Философское разнообразие среди научно-исследовательских будней.
Дул пронизывающий ветер, низкое небо хмурилось и грозило осадками. Несмотря на то что декабрь уже начался, осень, со своей сыростью и туманами, еще задерживалась. Голые ветки деревьев, разбухшие от воды, выглядели темными, почти черными. Пахло влагой, землей и почему-то грибами. Запах природы. Совершенно верно: природа в Москве осталась только на кладбищах.
Венки привезли в отдельном микроавтобусе. Яркие краски пластиковых цветов казались самыми живыми.
В знак уважения, не к Витьку, конечно, – много чести, а к самой процедуре похорон я надел черный костюм с галстуком. Сверху – темный плащ, он лучше всего подходил к этому костюму. Теперь отчаянно мерз.
Пашку Самойленко я заметил сразу. Трудно не заметить. Его долговязая фигура возвышается в любой толпе, а лениво-спокойная манера держаться привлекает внимание. Одет он был в широкую, балахонистую куртку, которая делала его похожим на монумент самому себе. Курточка, кстати, тоже была не очень. На рыбьем меху с укороченным ворсом. Да еще и распахнута до половины.
Я уже знал, что увижу его. С ним и с Аликом Марцуняном я вчера созванивался. Честно говоря, не ожидал, что они согласятся прийти, позвонил для проформы. В своей компании приятней даже на кладбище. Но оба, на удивление, изъявили желание…
Потом я увидел Алика. Потирая клювастый армянский нос, он разговаривал с каким-то пожилым человеком в плотном, фундаментального покроя пальто. Такому пальто оставалось только завидовать. Очень похоронное, просто идеально кладбищенское пальто. Пожилые люди вообще умеют хоронить.