Пока живой - стр. 15
Но вот я замечал ее синее пальто. Она быстро, до обидного быстро пробегала через двор, кокетливо помахивая сумочкой, словно дразнясь. Дверь подъезда на черной толстой резинке захлопывалась за ней, как ворота в рай, и оставалось тоскливо ждать, когда она опять выйдет. Интересно, сама она помнит, что в седьмом классе у нее было синее зимнее пальто с капюшоном с черной опушкой?
Подойти к ней я так и не решился. Потом я думал: неужели она никогда не замечала моих тайных, очень тайных, просто партизанских ухаживаний? Я так и не спросил ее об этом впоследствии. Да и случая не было.
Господи, если ты есть, ты же видел, как я ее любил…
Полагаю, похожие воспоминания есть почти у каждого мужика. В сущности, я понимаю теперь: это было очень убогое зрелище – моя юношеская любовь…
Говорят, что любовь все прощает. Списывает, как война мародерство. Постулат, конечно, сомнительный. Достаточно пережить возраст полового созревания, чтобы в нем усомниться. Но факт остается фактом. Я больше никого так не любил. И никогда. Скорее всего, я больше вообще не любил. Только зажигался, увлекался, трахался, спал – нужное подчеркнуть.
Конечно, сейчас я уже слишком долго прожил на свете, чтобы идеализировать женщин. Сейчас, спустя десятки лет, от этой первой любви осталось уже не само чувство – скорее, его тень, воспоминание, как я мог когда-то любить. Как мог обожествлять каждый брошенный взгляд, каждую ресничку. Страстно, безудержно, обреченно, плавясь во внутреннем огне неутоленных желаний…
Просто плавленый сыр в разгуле технологического процесса. И тогда еще с перцем. Сравнение, разумеется, из моего настоящего…
6
Водка обволакивала. Туманила. Согревала. И холодный плащ больше не казался таким холодным. И серое небо – не таким уж серым. Просто пасмурным. Зима все-таки.
– Ладно! Говорят, о мертвых или хорошо, или ничего, – сказал Пашка, закуривая. – Какой бы он ни был, а его уже нет.
– Не можем же мы поминать совершенно молча, – резонно возразил Алик.
– Молча не можем, – согласился я.
Мы замолчали. Паша в тишине долил по стаканчикам остатки водки. Мы выпили. Алик достал из портфеля вторую бутылку. Не спрашивая, скрутил пробку.
– Ты разве не за рулем? – удивился Пашка.
– Это ты за рулем, – сказал Алик.
Паша подумал и кивнул. Как сотрудник милиции он мог ездить по городу без оглядки на ГАИ.
Вторая бутылка нас оживила. Я рассказал анекдот про политиков. Пашка рассказал анекдот про ментов. Мы посмеялись. А что, не плакать же нам, похоронив Витька? Впрочем, сильно ржать на кладбище все равно не хотелось. Я не утверждаю, что это неприлично, мне вообще непонятны эти церемонии с мертвыми. Просто по-дурацки выглядит. Дураки гогочут на поминках, все остальные – после… И кто правее?