Пока еще здесь - стр. 9
– Я не знал, что ты пытался устроиться, – сказал Вадик. – А что за должность?
– Неважно. Там не сложилось, – ответил Боб. – Я к тому, что давайте выпьем за Вадика, и за всех вас, и за переломный момент в вашей жизни!
Под всеобщий одобрительный гул они выпили.
Я моложе. Хотя бы малюсенькое пространство для маневра у меня еще есть! – думала Вика. Она глотнула шампанского, и пузырьки попали в нос. Она фыркнула, поперхнулась и закашлялась.
Вадик постучал ее по спине.
– Полегчало? – спросил он. Она кивнула.
Дорогой одеколон выветрился, и теперь от него так привычно по-родному пахло солеными огурцами. Она помнила этот запах еще со времен, когда они с Вадиком встречались в институте. И еще по тому злосчастному дню пять лет назад, когда два часа целовались на диване у нее дома на Стейтен-Айленде. Вика стала спускаться ниже, но он отпрянул, и пряжка ремня оцарапала ей правую щеку. Даже кровь выступила. Вадик вел себя так, будто напрочь забыл об этих двух часах. О часе и сорока минутах, если точнее. И он был прав. Правильнее это забыть. Всегда правильнее забывать, отпускать, не ждать слишком многого, не требовать слишком много от жизни.
“Викуша, ты требуешь слишком многого. В этом твоя проблема”, – не раз повторяла ей мать. Она работала нянечкой в маленьком городке на Азовском море. У нее был муж, тихий пьянчужка, собака да корявая яблоня в саду. Большего она не требовала. И две Викиных сестры тоже. Одна была старше на четырнадцать лет, другая на двенадцать. Они всегда были для нее скорее противными тупыми тетками, чем сестрами.
Но как можно заставить себя не хотеть чего-то, не требовать? Особенно если вокруг столько всего, а жизнь так чудовищно коротка? Так мало времени, чтобы выжать из нее по максимуму! На работе Вика часами делала УЗИ, неотрывно вглядываясь в экран, где признаки болезни прятались в серой каше внутренних органов. “Расслабьтесь, расслабьтесь”, – говорила Вика, водя скользким прибором по чьему-то животу или груди. Снаружи все казалось в порядке, но вот на экране появлялось неровное темное пятнышко, или белая крапинка, или яркая точка. А потом и пачка распечаток на столе. Будто пачка открыток от Смерти.
– Шампанское – это прекрасно! – воскликнул Сергей.
Боб усмехнулся.
– Бобик его обожает! – целуя Боба в ухо, сказала Регина, что было довольно странным проявлением нежности.
В России Бобиком чаще всего называют собак. Вике было любопытно, знает ли об этом Боб. Но откуда ему знать? Все, что он знал о России, было со слов Регины, которая сообщила ему, что она из известной и очень культурной российской семьи. Ее прадед – знаменитый художник, ее бабушку и дедушку преследовали при Сталине, ее мать однажды ходила на свидание с Бродским. Отчасти все было правдой, но лишь отчасти. Про историю с Бродским Вика ничего не могла возразить наверняка, но зато точно знала, что прадед-художник вовсе не был таким уж знаменитым. Иначе его бы помянули в Большой советской энциклопедии, а его там не было – она проверила.