Пока еще ярок свет… О моей жизни и утраченной родине - стр. 12
Так как я была маленькая, тощая и часто мерзла, папа назвал меня «воробушек». Когда со мной случалась неприятность, он говорил: «Воробушек мой, почему именно на тебя падают все шишки?»
На фотографиях, где мне шесть или семь лет, тоненькая девочка с большим лбом и двумя длинными косами. В России говорили, что у девушки длинные волосы, если она может сесть на свои косы, держа голову прямо. Я могла сидеть на своих, но вместо легких, волнистых и пепельно-белокурых волос, как у мамы и сестер, мои волосы были жесткие и темные. Я думала, что очень некрасиво иметь прямые волосы.
По возрасту я была ближе к Ксении, она на два года старше, чем к Наташе, которая, в моих глазах, была еще младенцем, так как была на пять лет младше меня. Ксения считалась большой, у нее была своя комната, она могла благоустраивать ее по-своему, и ее распорядок дня отличался от нашего. Вероятно, из-за моего маленького роста и заботы о моем здоровье нас с Наташей считали «маленькими». Говорили: «Пойдем погуляем с маленькими, пойдем купаться с маленькими…» Я должна была рано ложиться спать, потому что Наташа не хотела идти спать одна, и ходить мелкими шагами, чтобы она успевала за мной. Я смотрела на нее как на истинную обузу.
Очень скоро я поняла, что от посторонних скрывают развод мамы, что развод был вещью предосудительной и моя фамилия Аносова, отличающаяся от фамилии моих родителей, говорит обо мне как о дочери разведенной женщины. Я также знала, что никто в семье не любил моего отца, его имя было окружено своего рода презрением, и пришла к выводу, что меня тоже презирают. Но почему я думала, что стыд причитается только мне, а не маме и Ксении? Теперь я не понимаю этого, но тогда приняла его как неизбежность. Тем не менее что-то меня оскорбило, задело.
Когда мой отец Ефим Аносов приезжал в Петроград повидаться с нами, он останавливался у своих сестер, Ольги и Маргариты, и требовал, чтобы нас приводили туда. Гувернантка отводила нас к нему и уходила, чтобы затем вернуться за нами. Мне рассказывали, что мама была в эти моменты в настоящей панике. Мы были еще маленькими, когда отец отказался от опеки над нами. Она боялась, чтобы он не привязался к своим подросшим дочерям и не отнял бы их.
На протяжении всех наших визитов бабушка стояла на углу улицы, чтобы предотвратить это возможное похищение. Если бы отец посмотрел в окно, думается, он не узнал бы ее, так как по этому случаю она надевала на голову толстый шерстяной платок. Однажды она простудилась, простояв несколько часов под сильным снегопадом.