Пока драконы спят - стр. 18
А началось все с того, что отец приметил в полулете стрелы от пристани, обросшей мхом, избушку на курьих ножках – высокую, в два желудка-этажа, с широкими глазищами-окнами. Говорят, дикую избушку медведь боится, черноволк десятой дорогой обходит. Надо очень постараться, чтобы отвадить избушку от сырого мяса и заставить с аппетитом уплетать солому…
Вот к куреножке-то путники и подъехали. Сохач стреножил пахарей и встал перед ней, уперев кулаки в поясницу:
– Пусти!
Избушка накренилась, предупреждая завсегдатаев о визите пришлых, и мгновенно – Эрик даже пискнуть не успел – схватила странников огромной куриной лапой. Четверка взмыла в воздух. На миг Эрику показалось, что лапа сейчас сожмется крепче, ломая пленникам кости, но этого не случилось – через миг они очутились в разинутой пасти избушки. Челюсти сомкнулись, захлопнулась дверь.
Попутчики оказались в полумраке, пропахшем мухоморами и кислой капустой. У затянутого бычьим пузырем окна сидела парочка жердяев, тонкокостных и несуразных.
Жердяев нигде не любили. А за что? Кобальты хотя бы самоцветы ищут да полюдье собирают. А жердяи? Днем спят в камышах, а по ночам в окна заглядывают, о печные трубы руки греют и в дымоходы лазают. И если не застревают (а ведь юркие, что вьюны), воруют еду и скребки для драйки столешниц. Зачем им скребки? Да кто ж их, жердяев, знает?
Жердяи пили мутную брагу, изредка перебрасываясь словами. Эрик брезгливо отвернулся. И наткнулся на тяжелый взгляд кефалофора-голована.
Что у кефалофоров безупречно, так это головы. Макушки свои они безумно любят и холят. Волосы расчесывают трижды в день, укладывают и заплетают. Лица бреют нещадно, до пунцовости. Щеки умащивают благовониями и притирками. Уши чистят раз в седмицу, куда там великосветским куртизанкам. Зато тела они презирают. Торс «носящего череп в руках» покрыт язвами и струпьями, немыт и воняет. Часто тела кефалофоров обнажены, ибо не знают они стыда и совести. Руки-ноги для них лишь переносчики глаз и ушей. В приличные заведения голованов не пускают.
Кефалофор не мигая смотрел на Эрика. Щурился и кривил губы, упираясь раздвоенным подбородком в дубовый стол. Тело его, массивное, заплывшее жиром, усердно чесалось: шкр-шкр-шкр!
Чрезмерное любопытство не понравилось Эрику, и он в ответ уставился на уродца. Неизвестно, чем бы это закончилось, но голована заслонила собой горбатая старуха. Она грохнула о столешницу кружку с пивом, выплеснув значительную часть хмельного варева.
Тело кефалофора перестало сдирать с груди засохшую грязь. Длинный черный ноготь пощекотал за ушком, голова довольно заурчала. Тело радостно хлопнуло в ладоши и водрузило голову на шею, которая выглядела так, будто череп кефалофору, что называется, открутили. Но когда грязные пальцы расправили лоскуты кожи, уродец приобрел вид нормального человека, только голого. Рука его потянулась за кружкой, пива хватило ровно на два глотка. Тело погладило животик. Голова цыкнула и оглушительно отрыгнула – мол, хорошего понемножку. Аккуратно ухватившись за уши, руки отделили череп от шеи и возложили на стол. Круглые желтоватые зрачки вновь уставились на Эрика.