Похвальное слово Бахусу, или Верстовые столбы бродячего живописца. Книга третья - стр. 53
– Плесни воды, разведи чуть жиже сметаны и сунь «компрессию» Медведю. Пару достаточно, так что она живо прочистит мозги шутнику, – посоветовал я.
Медведь выскочил из бани, как ошпаренный, но больше всех веселились не курсанты – стармех. Ранкайтис, как истинный художник, лишённый зависти, любил, когда розыгрыш получал неожиданный оборот, продолженный потерпевшей стороной и заканчивался поражением того, кто его начинал. Я тоже радовался, но для меня тот банный день закончился втыком от капитана. Не за идею с хлоркой. Перед выходом в море я купил-таки у Мишани старенькую «Яузу» и теперь, воодушевлённый победой над шутниками, решил опробовать маг и угостить курсантов Вилькиными песнями. Недолго музыка играла. Появился дежурный и сказал, что капитан просит подшкипера прибыть в кают-компанию.
Букин сидел в обществе помполита Покровского и помпоуча Миронова.
– Гараев, чтобы мы больше не слышали этого безобразия! – заявил кеп.
– Но почему?! – удивился я. – Нормальные песни. Бунин, Киплинг, орденоносный поэт Михаил Голодный. Все – классики поэзии.
– А частушки? – вмешался Покровский. – «Вышел Ванька на крыльцо почесать своё яйцо»…
И, как на зло, на палубе кто-то продолжил: «…сунул руку – нет яйца! Мать моя владычица!»
– А это, а это, – заторопился кеп. – Это вот… «Сколько раз к тебе я лазил под твою пухову шаль: «Дорогая, дай пошарю!» «Дорогой, пошарь, пошарь!»
– Чистая порнография! – упрекнул меня помпа.
– Всё, не будем дискутировать, – подвёл черту капитан. – Подобная «классика» неуместна на учебном судне.
– Умолкли звуки чудных песен, не раздаваться им опять… – вздохнул я, отступая к двери. – Приют певца – корапь учебный, и на устах его печать.
– Ты мне ещё поостри! – рявкнул кеп, а за иллюминатором те же певцы, Струков и Гришкевич, тоже вынесли приговор: «Сколько волка не учи, он в лес опять: к высшей мере, без кассаций – расстрелять!»
– И вот последствия! – скривился Покровский. – И это классика?!
Не заяви он это, я бы не пришёл к нему вечером того же дня с томиком стихов Михаила Голодного.
– Н-да, казус… – пробормотал кап-раз, взглянув на титульный лист. – Издательство… Действительно, «Советский писатель», гм… Библиотека поэта, основана Максимом Горьким… Всё так, Гараев, но слушать ИМ такое ещё рано. И непедагогично.
Магнитофон я больше не включал, несмотря на ИХ просьбы, и тогда курсачи стали резвиться по вечерам, исполняя наследие классиков на полубаке в сопровождении гитары. Песням Гонта требовалась только она, но у курсантов имелись и свои песни. Когда они заводили их, оркестр школяров (аккордеон, труба и барабан) выступал в полном составе.