Пограничная трилогия: Кони, кони… За чертой. Содом и Гоморра, или Города окрестности сей - стр. 126

Джон-Грейди стащил длинную ночную рубаху, вымылся с мылом, досуха вытерся полотенцем и оделся. Потом натянул сапоги. Их недавно помыли, следы крови пропали, но внутри сапоги были еще мокрые, и, когда он попытался стащить их, у него ничего не получилось. Тогда он лег на кровать в одежде и сапогах в ожидании чего-то ему самому малопонятного.

Затем появились надзиратели. Они замерли у порога, ожидая, когда он выйдет. Джон-Грейди встал с кровати и направился к двери.

В сопровождении надзирателей он прошел по коридору, пересек внутренний двор и оказался в другом крыле здания. Его провели еще по одному коридору, остановились возле какой-то двери, один из конвоиров постучал и затем знаком велел Джону-Грейди войти.

За столом сидел тот самый человек, который заходил к нему в камеру, чтобы удостовериться, что он в состоянии ходить. Это был начальник тюрьмы, или, как его именовали здесь, команданте.

Присаживайся, сказал команданте.

Джон-Грейди сел.

Команданте выдвинул ящик, извлек из него конверт и протянул через стол Джону-Грейди.

Вот, держи.

Джон-Грейди взял конверт.

А где Ролинс? – спросил он.

Прошу прощения?

¿Dónde está mi compadre?

Твой товарищ?

Да.

Ждет снаружи.

Куда нас теперь?

Вы уходите. Отправляетесь домой.

Когда?

Прошу прощения?

¿Cuándo?

Прямо сейчас. Я больше не хочу вас тут видеть.

Команданте махнул рукой. Джон-Грейди взялся за спинку стула, с усилием встал, повернулся и вышел из кабинета. Надзиратели провели его опять по коридору, через холл, через канцелярию и подвели к будке у ворот, где его ждал Ролинс, одетый примерно так же, как и он сам. Пять минут спустя они уже стояли на улице Кастелар возле больших, окованных железом ворот тюрьмы.

Неподалеку остановился автобус, и они забрались в него. Они стали пробираться по проходу, а женщины, сидевшие с пустыми корзинками и сумками, что-то тихо им говорили.

Я думал, ты помер, сказал Ролинс.

А я думал, что помер ты.

Что произошло?

Расскажу потом. А пока давай просто посидим. Без разговоров, ладно?

Ладно.

С тобой все в порядке?

Да.

Ролинс повернулся к окну. Было тихо и пасмурно. Начал накрапывать дождь. Редкие капли гулко барабанили по крыше автобуса. В конце улицы маячили очертания собора – круглый купол и колокольня.

Всю жизнь мне казалось, что беда совсем рядом. Не то чтобы со мной обязательно должно приключиться что-то такое, но просто до беды рукой подать, произнес Ролинс.

Давай пока помолчим, сказал Джон-Грейди.

Они сидели и смотрели на дождь. Женщины тоже помалкивали. Небо так затянуло тучами, что нельзя было различить даже светлое пятно, за которым могло скрываться солнце. В автобус вошли еще две женщины. Они заняли места, после чего водитель повернулся, захлопнул дверь, посмотрел в зеркало, проверяя, что там сзади, включил мотор, и автобус тронулся с места. Кое-кто из женщин стал протирать окна рукавами и оборачиваться на тюрьму, укутанную пеленой мексиканского дождя. Она высилась словно крепость в осаде, – будто в старину, когда враги бывали только снаружи.