Пограничье - стр. 66
Ненатурально рассмеялся. И на рубашке между лопаток мокрое пятно. Спина напряжена, а кровь мчится по венам с такой скоростью, что, мне кажется, я даже слышу шум ее стремительного бега. И я либо ничего не понимаю в этой жизни, либо Павлик только что играл какую-то непонятную мне роль, и эта игра далась ему нелегко.
А дальше я забыла о чем думала, потому что деревья расступились , и мы увидели дворец.
Он не был огромным или величественным, но точно завораживал. Цветные витражи окон весело подмигивали солнцу, а острые шпили башен безжалостно протыкали голубое небо.
– ...три, четыре, пять...
– Семнадцать родовых башен, – бросил Павлик через плечо и не удержался от вопроса:
– Красиво?
– Очень, – я кивнула и выбралась к нему из-за шторки. – Очень красиво. И которая из них принадлежит твоему роду?
– Моему? Нет, они все принадлежат правящему роду, но род моей матери строил одну из них, это правда. Вон ту, с флюгером в виде летящего дракона.
Я запрокинула голову, рассматривая башенный шпиль, а флюгер подмигнул мне золотым боком и вдруг сорвался с насеста и понесся вниз.
– Ай! – я прикрыла голову руками, а Павлик рассмеялся.
– Испугалась? Извини... надо было предупредить. Это он так приветствует свою кровь. Меня.
Золотой дракон сделал круг над нашей телегой и взвился назад на вершину родовой башни. А потом подъемный мост опустился, и из ворот к нам навстречу выбежало юное эфемерное создание.
– Аугуста Нель... – вздохнул Эро и спрыгнул с телеги.
– Мальчик, – девушка небрежно кивнула Павлику, проигнорировав протянутую в приветственном жесте руку. – Где она? Мне сказали, ты привез мне мою Оливилинниль...
– Ее и грустные вести о смерти твоей дочери, великая.
– Она умерла для меня давно, – от по-девичьи звонкого голоса потянуло морозным холодом. – Ты отдашь мне мою наследницу? Или, может быть, хочешь, чтобы я попросила?
Тонкие брови изогнулись удивленно, а красивое лицо спряталось за маской презрения.
– Я... – Павлик вздохнул полной грудью, а потом устало тряхнул головой. – Нет... Она внутри.
На прощание с Оливкой мне выделили пять минут. Я даже понять ничего толком не успела, как ее унесли. Мы с Зойкой немедленно почувствовали себя осиротевшими. Я почувствовала, а коза пялилась на белые брюки подошедшего к телеге Эйалгина. Жаль, что только пялилась.
– Смотрю, ты просто купаешься в высочайшей милости, – не знаю, каким образом он очутился во дворце раньше нас, возможно, он вездесущ. Вездесущ и до отвращения раздражающ.
– Иди к бесам, Эй! – и подхватив меня под руку, сообщил:
– Идем к моим, надо умыться и переодеться. Праздник скоро.