«Поэзия русского слова». Специальное издание всех участников конкурса - стр. 26

Как и полагается доморощенной царственной особе, Ляжкина воспринимала весь персонал санатория как челядь, презрительно глядя на их халаты и фыркая, проходя мимо. Проявлять такт по отношению к ним мадам так же не считала достойным своей персоны. Как то, разговаривая в коридоре по телефону, она зашла в первую попавшуюся дверь, чтобы скрыться от шума. Это оказалась сестринская, где уставшие медсёстры пили чай в перерывах между капризами некоторых оздоравливающихся пенсионеров. Три сотрудницы от неожиданности открыли рты, набитые бутербродами с колбасой. Женщины с заморёнными лицами и печальными глазами предполагали, что мадам тот час же выйдет, когда поймёт, что прервала трапезу. Но… Ляжкина, увидев их, вместо того, чтобы извиниться и уйти, надменно фыркнула и продолжила беседу, погрузившись в неё не менее чем на десять минут, изредка бросая презрительные взгляды на персонал, поглощающий, по её мнению, плебейскую пищу, рядом с которой и находиться было неприятно.

Во время лечебных процедур Ляжкина изо всех сил пыталась ощутить себя королевой, но ей вечно что-то мешало – то вода ей казалась не оптимальной температуры, то пузырьки слишком крупными, то глаза у персонала не достаточно подобострастные, то внимания слишком много или мало. Всё в любом случае раздражало пациентку и неминуемо приводило к скандалам. Одну медсестру она особенно невзлюбила и писала на неё по несколько жалоб в день, так что даже сам главврач посоветовал своей несчастной сотруднице взять неделю отгула. Ляжкину очень вдохновляли прогулки по территории санатория. Она любовалась соснами, которые склоняли от порывов ветра свои ветви, и ей казалось, будто они преклоняются перед ней в приветственном реверансе. Ляжкина представляла себя императрицей, гуляющей по дорожкам дворцового сада, в сопровождении своей свиты, от чего её голова ещё выше приподнималась, а взгляд становился надменнее. На одном из перекрёстков дорожек обосновался небольшой киоск с напитками. Однажды Ляжкина купила в нём бутылочку воды и вдруг услышала, как в кроне высоких деревьев запел свою неповторимую песню соловей. Мадам, со вздохом: «Ах», закрыла глаза, откинула голову назад как можно грациозней, изящно положила руку на грудь и, сделав вид, что наслаждается песней, из-под ресниц подглядывала, смотрит ли на неё продавщица, заметила ли та, как она элегантна. Поняв, что реакции от продавщицы не последовало, кроме кривой улыбки, непризнанная актриса, не получив желаемой доли восхищения и подумав, «ну и плебейка», продолжила свою прогулку. В заветный и такой ожидаемый для всего санатория последний день Ляжкиной, сотрудники находились в приподнятом настроении, но всё же на всякий случай проявляли осторожность. Даже администратор, обычно серьёзная девушка, сегодня улыбалась. Савелий Яковлевич с самого утра сосредоточенно просматривал документы, в надежде что так, погрузившись в работу, время пройдёт быстрее, и он дождётся счастливого расчётного часа. Когда до долгожданного события оставалось всего тридцать минут, в его кабинет, как всегда, без всякого стука вошла Ляжкина. Главврач похолодел, а левый глаз его задёргался. На удивление Савелия Яковлевича мадам мило поздоровалась с ним и сказала, что на память о своём пребывании в этом санатории, она написала чудесное стихотворение и желает одарить его данным подарком. Отведя одну руку в сторону и запрокинув голову, Ляжкина, наслаждаясь собственным сочинением, продекламировала: