Поэты и вожди. От Блока до Шолохова - стр. 37

В отличие от других самоубийц, написав загодя это письмо, он не скрывал его, прочитал знакомой… Ей запомнились сказанные тогда слова: «Я самый счастливый человек в СССР и должен застрелиться».

Конечно же, окажись Лиля и Осип Брики в Москве, а не в долгой заграничной поездке, выстрел бы на Лубянке в тот день не раздался. Приди мать или сестры к Володе, наверное, трагедии не произошло. Не поспеши озабоченная Вероника на репетицию в театр, которую проводил знаменитый режиссер, все, быть может, обошлось, и не услышала бы она, устремившись после бурной сцены на лестницу, выстрел.

Кроме цепи случайных обстоятельств, были и закономерности, заставившие поэта уйти из жизни. Одна из главных причин трагедии названа в стихах предсмертного письма:

В слово «быт» Маяковский и его друзья вкладывали свой особый смысл, для них он был символом врага.

«Быта никакого никогда ни в чем не будет! Ничего старого бытового не пролезет, за ЭТО я ручаюсь твердо. Это-то я уж во всяком случае гарантирую. Если я этого не смогу сделать, то я не увижу тебя никогда, увиденный, приласканный даже тобой – если я увижу опять начало быта, я убегу (весело мне говорить сейчас об этом, мне, живущему два месяца только для того, чтобы 28 февраля в 3 часа дня взглянуть на тебя)…»

Так писал Маяковский, заточив себя с конца 1922 года на два месяца в «комнатенке-лодочке» за какие-то прегрешения, связанные с «бытом», в дни, когда сочинялась поэма «Про это».

Эту же размолвку Лиля Юрьевна объясняет в мемуарах так: «Длинный был у нас разговор, молодой, тяжкий. Оба мы плакали. Казалось, гибнем. Все кончено. Ко всему привыкли – к любви, к искусству, к революции. Привыкли друг к другу, к тому, что обуты-одеты, живем в тепле. То и дело пьем чай. Мы тонем в быте. Мы на дне…»

Сколько ни читай, понять до конца, о каком-таком ненавистном быте пишут они – трудно. Еще меньше проясняют картину комментарии к поэме из собрания сочинений: «Маяковский страстно развенчивает мещанство, проникающее в семейные отношения и комкающее своими грязными лапами самое высокое и благородное чувство, данное человеку природой… Маяковский утверждает: мещанству придет конец, люди будущего научатся решать вопросы любви на основе высокой коммунистической нравственности…»

Пока два месяца Владимир Владимирович сочинял поэму, ему не раз в голову приходили мысли о самоубийстве, он обдумывал разные способы ухода из жизни, трансформировавшиеся в строчках «Про это»: