Размер шрифта
-
+
Поэты и революция - стр. 3
Вот и сжёг.
3.
Куда ты, Нелли? Век кончается.
Так уходили в девятнадцатом
в вуалях газовых красавицы,
чтобы в других веках остаться.
Плескалось время мореходное,
колёса по брусчатке тренькали,
и разносилась пыль пехотами
от деревеньки к деревеньке.
Но что – от кепки и до кивера —
проборы наклонять покорные,
когда (бессмысленно?) покинула,
ей туш сыграли клавикорды.
Куда? И время занимается
через весну столетий серую.
Сыграй мне, электронный маятник,
по сбившемуся с цели сердцу.
1937
Просыпаешься с рыбкой на языке,
и она начинает молчать за тебя, неметь,
отучая словами в строке звенеть,
обучая неведомой аз-бу-ке,
пусть ты знать не хочешь зловещих букв
и ещё споёшь – ты думаешь про себя…
Ты случайно вчера отключила звук,
но, как ангелы, гласные вострубят,
и взорвутся согласные им в ответ,
и такое веселье пойдёт и звон,
что не нужен станет тебе и свет,
если звук обнимает со всех сторон.
Но играет рыбка, немая тварь.
Понимаешь, что звуки твои – не те.
Ты легко читаешь немой букварь,
полюбив молчание в темноте.
Павел Алексеев
О революциях
Два козла пырнули рогами пастуха —
решили, что есть траву могут и сами.
Безо всяких там указаний и поучений.
И на радостях сели учить заклинание:
«Мы – не козлы! Козлы – не мы!»
И не заметили подошедших серых волков.
В результате чего от одного остались рожки да ножки.
А второй сбежал и думает, будто он не козёл.
Изобилие
Самолёты бороздят бескрайние просторы.
Пароходы вздыбливают тяжёлые воды,
переваливаясь с крутой волны на другую волну.
Паровозы, мощно пыхтя, с трудом тянут безмерные составы.
За стёклами огромных витрин – ткани, одежда, обувь,
в других – колбаса, масло, деликатесы.
Идём вместе – я и Сталин.
– Взгляните, Иосиф Виссарионович,
как всего много, какое изобилие!
Он щурится на долю секунды
и, пыхнув от души трубкой,
спрашивает с лёгким акцентом:
– А где же люди?
– А людей нет… потому и изобилие.
Мария Амфилохиева
Дом прадеда
Змеится трещина в стене,
И рушится гнилая крыша.
Я каменею, как во сне,
И против воли шёпот слышу:
«Знай, эти стены помнят речь
Нерусскую, тебе родную!»
А в доме покосилась печь,
Завален хламом пол… Какую
Пытался долю обрести
Мой прадед, отписав жилище
Властям крутым? Его пути
Средь тысяч судеб не отыщешь.
Дом занят был под исполком.
Потом уж непонятно вовсе,
Что было в нём в году каком…
Я век спустя решилась в гости.
Открыта дверь. Но тишина
По нервам ударяет звонко.
Свет чуть сочится из окна,
Затянутого грязной плёнкой.
Всё предназначено на слом —
И прадеда мечты, и планы,
И то, что прочил исполком…
Нет, жизнь – не дамские романы,
Сюжет красивый не пророс
Из зёрен – сплетен понаслышке,
Страница 3