Подземный-Каменный - стр. 8
Руки пронзило нестерпимой болью. Они подломились, Лих ушел лицом в воду. Страшная боль схватила бока, живот, ноги. Пополам разломила голову. Это смерть. Так и отец погиб… Но Лиху надо домой! К матери, к сестрам. Домой – там беда…
Он рванулся, приподнял голову над водой, слабо отфыркиваясь. Темно: зрение погасло. Боль ушла, однако и силы – тоже. Холодно. Тело безнадежно немеет. Водяной-Текучий, на что тебе моя смерть?!
То ли водный владыка усовестился, то ли вступился Лесной-Дарящий – но что-то случилось. Лиха подняло из воды. Он ничего не видел, не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой – однако его упорно тащило вверх, на твердый берег. Вытащило. Он завалился на бок, как деревянный болван – нелепо скрюченный, слепой, едва дышащий. Дышать стало ненужно, и он перестал. Только услышал, как застучал по веткам и земле внезапный град – точно камешки с неба посыпались. Если бы камни, пожалуй, Лих бы очнулся. А коли град – так и незачем жить…
Вдруг стало сладко и горячо, будто сунул в рот ложку с вареньем, которое кипит на плите. Сладкий огонь потек внутрь, разошелся, размягчил окаменевшее тело. Лих задышал, потому что дышать стало легко и естественно. Приоткрыл глаза. Ощутил, как по спине лупят тяжелые градины. Гадость! Он собрался, подтянув под себя руки и ноги, поднялся на четвереньки и вслепую пополз. И полз так, пока не ткнулся головой в дерево. Кое-как развернулся, привалился боком. Замер, впитывая жизненную силу дуба. Благодарю тебя, Лесной-Дарящий.
Хлестал ледяной дождь, сыпали крупные градины, покрывали ошеломленную землю. С Лиха ручьями текла вода, но он был живой и горячий. Согретый. Спасенный. «Домой! – велел кто-то. – Успеешь!» Он поднялся и вновь побежал, хотя в жизни не бегал сквозь дождь с градом. В глазах прояснялось. Лиху даже почудилось, что вдалеке опять мелькнуло белое и блестящее, похожее на стекло.
Град прекратился, с ним и дождь перестал. Туча ушла, и неожиданно открылось солнце – вечернее, низкое, но еще теплое. Оно заискрилось, заиграло на листьях, и даже белая россыпь на зеленой траве показалась не такой уж отвратной штукой.
– Успею, – шептал Лих на бегу, подбадривая сам себя. – Вот увидишь: успею.
Сквозь липы у дома лился золотой закатный свет, когда Лих распахнул калитку.
Перво-наперво: дом цел, постройки тоже. Правда, из будки не выскочил Ясный, не залился радостным лаем; где он? Лих пробежал по дорожке к крыльцу, и лишь тут заметил, что с цветником неладно. Роскошные клумбы, которыми мать занималась больше, чем огородом, были разорены. Прощальный рассеянный свет золотил поломанные стебли, смятые головки, оборванные увядающие плети. Плющ, прежде густо увивавший крыльцо, был безжалостно сдернут, завернувшиеся листья показывали изнанку. Дрожали на земле, словно стыдясь своей беспомощности.