Под пение оляпки - стр. 25
К сейдконе шли, когда нуждались в ответах. И спрашивать о том, нашел ли их человек в итоге, было неправильным и порицаемым делом. Солгав так, Асгейр избегал дальнейших вопросов. Он не хотел посвящать Вигдис в причины гибели ее мужа. И даже сам не мог сказать почему именно. Было ли это желанием ее уберечь от возможных опасных знаний или же страхом перед обвинениями в смерти Гуннара. Предположить, будто Вигдис являлась той самой таинственной женщиной, вступившей в сговор с Толлэком, Асгейр не мог. И не только потому, что знал ее всю свою жизнь. Но и потому, что видел сам, как потрясло ее известие о смерти Гуннара. Настоящее горе сыграть невозможно.
– Мне пора. Нужно еще зайти к Мортену, – встав, Асгейр набросил плащ и направился к двери. – Спасибо за ужин.
Лицо викинга на несколько мгновений приобрело то самое выражение, которое всегда сопровождало во времена беззаботной юности: лукавая усмешка на тонких губах, хитрый прищур глаз, взгляд которых самоуверен и весьма нагл:
– Предупредить его, чтобы не брал из твоих рук молока. А то вдруг, и ему отомстить решишь за переживания.
Вслед Асгейру раздался звонкий смех Вигдис. Улица встретила его привычной тишиной. Тусклое солнце корябало покрасневший бок о верхушки деревьев, медленно заползая за горизонт. Детских криков и смеха не было слышно. Вся малышня собралась у воды близ дома корабельщика, дабы скрасить зимний вечер яркими росчерками невероятных рассказов. Раньше Асгейр сомневался, что все они правдивы, слушая россказни бабки с легким недоверием. Но теперь… Теперь он колебался, что все это время воспринимал мир правильно. Даже самые невероятные истории могут содержать в себе крупицу истины. Иначе Асгейр не понимал, как объяснить вещи, происходящие сейчас с его разумом. Уж лучше верить, будто мир не так прост, чем признать, что рассудок давно помутнен.
***
Мортену тогда было уже девятнадцать. За плечами осталась тройка успешных набегов и пара походов против соседних конунгов. Он был широкоплеч, крепок и силен как бык. И даже хриплый надрывный голос не портил. Да и характер был что надо. Основательный, спокойный и терпеливый. В нем чувствовалась сила. Тихая и уверенная, которая сметет не хуже ураганного ветра, если не подчиниться ей. И это ощущение, пробирающее насквозь словно копье, раздражало Асгейра больше всего. В нем зрел недобрый протест. Просто, потому что Асгейр не хотел признавать над собой верховенство Мортена, поддаваться его влиянию и ощущать, как с каждым днем все больше проникаешься уважением и симпатией к человеку, которого не переносишь на дух.