Под его опекой - стр. 25
Ставлю на стол подготовленную коробку и приступаю к обработке его боевых ранений. Стоит отметить, что таковых немного. Ссадина и довольно глубокая царапина на левой скуле от печатки Салима, да сбитые костяшки – на этом все.
И все могло бы закончиться, даже не начавшись. Я открыла глаза, когда услышала, как на асфальт с металлическим лязгом упал нож и в это мгновение прямо мне под ноги, на спину, рухнул Салим. Судя по всему, Покровский выбил холодное оружие даже не оборачиваясь, а затем перехватил его руку и перебросил через себя. Рот я как открыла, так больше и не закрывала до самого окончания стычки. Салим же поднялся, – алкоголь подначивал его совершить как можно больше опрометчивых поступков – полез уже с голыми кулаками, оттолкнув меня. Именно на этот жест и отвлекся Покровский, пропустив единственный удар в челюсть. Больше он подобного не допустил, бил с остервенением и исключительной точностью. Когда Салима заметно повело, скрутил его, повалил на асфальт и, заломив за спину руку и придавив коленом, достал мобильный и сделал один звонок.
Через рекордные пять минут прибыл наряд полиции. Как я поняла, звонил он вовсе не в дежурную часть, а какому-то знакомому, тот, в свою очередь, вызвонил ближайшую патрульную машину. А я… эти пять минут я пыталась не упасть в обморок от переизбытка кортизола в крови и как завороженная пялилась на своего спасителя. Он был так сокрушительно хорош, так мужественен и невероятно сексуален. Аномально сексуален.
– Теперь Вы не чувствуете себя должником? – бубню, заканчивая со скулой и садясь на стул напротив.
– Я и не чувствовал. Это Ваш вывод, я просто не стал спорить, – дергает рукой, когда я щедро поливаю раны антисептиком и неожиданно ворчит: – Щиплет, – по инерции дую на ссадины и он шумно выдыхает вместе со мной.
– Что теперь будет? – шепчу, поднимаю взгляд.
– Если будет плохим мальчиком – присядет на пару лет. Если хорошим – отделается штрафом и исправительными работами.
– На пару? – удивляюсь в голос. – Он же только грозил, по сути. И существенного урона не нанес.
– Если хотите, его отпустят прямо сейчас. Судя по всему, Вы весьма эмпатичный человек.
– Ой, вот только не надо извращать! – кривляюсь, не сдерживаясь.
– Неприятно, да? – хмыкает поучительно. – Дуйте лучше, Вера. Надеюсь, в работе Вы так не халтурите.
Округляю глаза настолько, что они на стол просто обязаны вывалиться. Очень странно, что этого не происходит, но Покровский реакцией остается доволен: глаза аж сияют, хоть лицо по-прежнему невозмутимо-непроницаемое. Вытягиваю губы трубочкой и демонстративно обдуваю его руки.