Под большевистским игом. В изгнании. Воспоминания. 1917–1922 - стр. 58

, а затем полтора месяца спустя она была вновь уменьшена до 15 фунтов на душу в месяц, без различия мужчин и женщин, и до 5 фунтов для безземельных нахлебников. При этом были взяты на учет и овес, и картофель. Нечего и говорить, какое впечатление произвели две последние реквизиции.

Почти одновременно с реквизициями хлебных запасов на деревню обрушилась другая беда, которой предшествовали сначала смутные слухи, вскоре оправдавшиеся. Был объявлен чрезвычайный налог на содержание Красной армии{114}.

Судя по газетам, общая сумма налога простиралась до 10 миллиардов. Для нашей волости, насчитывающей до 10 тысяч человек обоего пола, налог этот выразился в сумме 660 000 рублей{115}. Распределение этого налога было предоставлено волостным комитетам, и так как помещиков, этих козлов отпущения, в деревне уже не было, то волей-неволей пришлось разложить его на крестьян. Первыми, конечно, пострадали так называемые богатеи, то есть хуторяне, отрубники, бывшие лавочники или занимающиеся кроме земли каким-либо делом (шерстобиты, кузнецы, бондари и пр.). На них, не стесняясь, накладывали по 5, даже 10 тысяч рублей, но их не хватило, и дело дошло до среднего крестьянина, более или менее исправного; на них пришлось по 1–2 тысячи. Минимальный размер налога на одно лицо был в 500 рублей.

Налог взимался очень сурово. Если отказывались внести его, то отвозили в волость на высидку до выплаты. Сажали на четверть фунта хлеба[35] и на воду, прибавляя за каждый день сидения еще по 15 рублей к назначенной сумме. Если плательщик уже очень упорствовал, то начиналась торговля, и бывали случаи сбавки; при этом недобранная сумма накладывалась на кого-нибудь другого. Если же совершенно отказывались от платежа, то производилась опись и конфискация имущества. На моих глазах в соседней деревне увезли в волость на шестнадцати подводах все имущество бывшего лавочника, отказавшегося платить налог в 5 тысяч рублей. Что предполагалось делать с этим имуществом для обращения его в деньги, не знаю, так как навряд ли могли найтись покупатели ввиду грядущих тогда уже реформ, вовсе уничтожающих право собственности.

Не любит наш крестьянин расставаться с накопленными деньгами. Да кто, собственно говоря, любит! С мясом, что называется, приходилось большевикам вырывать из крестьянских рук этот налог. К тому же многие из дальновидных крестьян прекрасно понимали, что сбором одного этого налога дело не ограничится; что хотя называется этот налог «чрезвычайным», но за ним обязательно последуют другие, и все равно, как только пронюхают, что человек платежный, так не упокоятся до тех пор, пока не оберут его как липку. Поэтому они, имея даже полную возможность уплатить назначенную сумму, сказались неимущими; высидели, что полагается, в кутузке, а затем предоставляли описать их добро: «бери, дескать, все, что есть, благо потом уже нечего будет отнимать, а деньги-то все-таки при мне останутся». Этому уму-разуму научил их пример городов. Дело в том, что месяца за два до общей национализации домов в Петрограде