Почти все о женщинах и немного о дельфинах (сборник) - стр. 29
– Григорий Ильич, мы здесь последние сутки стоим, институт уже переехал.
– А дельфины где?
– Их в Крым повезли.
– В Крым? На старое место?
– Не знаю, говорят, что до осени. Катерину вашу последней увозили – очень бунтовала.
Часа три ушло на то, чтобы уложить гидрокостюм и все к нему полагающееся, купить билет до Симфы – кодовое название столицы Крыма, – оставить в прихожей на столике денег для хозяйки и вызвать такси.
Лифты все еще были оккупированы грузчиками, поднимавшими наверх несметное количество нажитого, поэтому я двинул вниз по черной лестнице. Где-то в районе десятого этажа, натолкнулся на какого-то странного человека – наверное, бомжа, потому что он был обложен целой кучей набитых под завязку пластиковых пакетов и узлов. Около батареи стояли его высокие черные ботинки, а он сам устроился на подоконнике. Мы встретились глазами – взгляд его был пристальным и неприятным. Перебирая ногами ступеньки, я все больше удивлялся, как такой субъект смог пробраться в наш дом, охраняемый десятком цифровых замков, и даже решил сообщить коменданту о непорядке, но припомнил жесткие глаза Чудотворца, и мне расхотелось «стучать» – в конце концов, не мне решать, кому что положено на этом свете.
В знакомую крымскую бухту я добрался к вечеру – солнце как раз уже нацелилось тонуть в море – и едва успел укрыться. Из дверей сторожки вышел человек, с красной феской на седой голове. По мосткам он вытолкал тележку, уставленную ведрами с рыбой, почти до середины бухты и, посвистев в медную дудочку, начал сбрасывать рыбу в воду. Вода в бухте сразу вскипела – из глубины в белых бурунах вылетели дельфины.
Катьки среди них не было. Она любила, когда с ней играли перед едой, когда рыбу клали перед самым ее носом, чтобы она могла подцепить тушку языком и, подбросив вверх, отправить в рот. Но откуда это было знать татарину – накормил, запер сторожку и ушел куда-нибудь, может, молиться Аллаху на ночь, а скорее, спать на свою стариковскую лежанку.
Кричать и прыгать Катька начала, еще когда я только шел к берегу – природа ее волшебного сонара, конечно, понятна, но даже при помощи тонн аппаратуры не получается так слышать, как своей кожей могла различать звуки Катя.
Я долго сидел на мостках, рядом с моей любимой Рыбой – любил так звать ее, хотя у дельфинов и кровь горячая, как у людей, и дышим мы одинаково, воздухом – чесал ее теплый язык, а она лежала на мостках, раскрыв во всю ширину зубастую пасть, и аж похрюкивала от удовольствия. Потом угостил ее любимым тунцом – прихватил из Москвы в сумке-холодильнике. Других дельфинов тоже не обидел, но моя любимая обжора, конечно, слопала самый большой кусок.