Почти все о женщинах и немного о дельфинах (сборник) - стр. 18
Остались за столом только Ака, ошеломленный реакцией на свои слова, и мы с Костей, который под аккомпанемент разбойничьих криков с реки вдруг добавил, совершенно трезвым голосом:
– Это так редко бывает, чтобы с ними повезло, – что-то очень больное не позволяло ему остановиться, – как человеки многие женщины сильно не дотягивают до совершенства своего тела, но почему-то считают себя вправе быть безжалостными и беспощадными. – Мы молча выпили и каждый погрузился в свои мысли о том, чего не удавалось избежать.
Город стремительно кутался в густые сиреневые сумерки, на балконе становилось прохладно, оголодавшие комары натужно гудели где-то внизу, пытаясь дотянуть до высотного этажа. Окна вокруг вспыхивали одно за другим, быстро заполняя квадраты стеклянного кроссворда, посвященного загадкам семейной жизни. Наступала ночь, одна из ста восьмидесяти, назначенных мне вконец скурвившейся судьбой, поэтому сна не было ни в одном глазу. Жалко себя было очень, так нестерпимо жалко, что даже поплакал немного, и вдруг очутился в какой-то сплошной черноте, которая затягивала меня в свою глубину.
А потом черный занавес словно распахнулся, и я оказался на невероятно пустынном Ваганьковском, прямо на центральной аллее, и на всех памятниках вместо фотографий были вделаны экраны, с которых смотрели и провожали меня взглядами те, кто лежал там. Я здорово перепугался от того, что происходило что-то необратимое, и даже захотел проснуться – что это за сны такие, где картинки как в кино?
И тут же оказался рядом с шеренгами истово отбивающих поклоны мусульман, рядом с Катькой в туче брызг, танцующей на хвосте, посреди бассейна, в толпе глухонемых, в окружении их порхающих, словно крылья птиц, рук и глаз, покрасневших от слез.
А потом пришли волки – он и она.
Он был матерый с огромной, почти что бычьей головой и прозрачными, светящимися изнутри глазами. Она – невероятного белого цвета. При свете луны ее шелковистая шерсть отливала голубым.
Я вполне понимал ее парня – мог бы и сам в нее влюбиться, если бы был волком. Они подняли головы к небу, и протяжный вой из двух красиво сплетенных между собой голосов полетел в небо. Это был древний язык, состоящий не из слов, а из сгустков желаний и чувств, от звуков которых кожу стягивало странным холодом, а сердце ныло, не успокаиваясь. Волки явно предупреждали меня о чем-то, и мне пришлось проснуться, на этот раз по-настоящему.
На столе стонал телефон. С вечера поставил его на виброзвонок, и он, уткнувшись в медную подставку лампы, резонировал с ней практически в тон волчьей песне.