Почти любовь - стр. 104
Как ей удается так легко читать меня? Опыт? Мудрость? Или я совершенно не умею скрывать эмоции?
— Не знаю, — признаюсь как на духу. — Виктор через восемь дней прилетит, и мы разберемся, кто чего хочет.
— Разберетесь, не сомневаюсь, — важно кивает Аделаида Степановна. — Но сердце-то ты уже другому отдала.
Я резко вскидываю голову, изумленно уставившись на старушку. Откуда она… Я же ей ни полсловечка про Кравцова не говорила.
— Что смотришь? — спрашивает Адушка, загадочно улыбаясь. — Думаешь, я слепая? Жизнь хоть и длинную прожила, но плохим зрением не страдаю. Глаза у тебя горят, девка, и сама вся сияешь. Но боишься чего-то. Будто не уверена в нем или в себе. Женатый, что ль?
— Нет, — тряхнув головой, выжимаю из себя улыбку. — Разные мы. Не получится у нас ничего.
— Это кто сказал? — грозным тоном уточняет Аделаида Степановна.
— Сама чувствую, — тоскливо отвечаю я. — Наши отношения — явление временное. Он тоже скоро уедет, а я останусь.
— А если с собой позовет?
— Не позовет, — утверждаю с горькой уверенностью. — И так лучше будет.
— Ты за других не решай, Леся. Мало ли чего тебе твои бабские дурные чувства нашептывают. Ишь ты, какая трусиха. Еще ничего не случилось, а ты уже сдалась и лапки сложила. За любовь бороться надо.
— Я его не люблю, — горячо отрицаю, но быстро сдуваюсь под проницательным Адушкиным взглядом.
— Не любишь? — недоверчиво переспрашивает старушка. Подавленно киваю, хлюпая носом.
— Почти…
— Почти? Это что за понятие такое?
— Не рвите мне душу, Аделаида Степановна. И так тяжело, — прошу в сердцах. — Ему совсем другая девушка нужна. Я это трезвым умом понимаю, а с чувствами справлюсь как-нибудь.
— Ну и дите ты еще, Олеська, — выдыхает Адушка и, пощадив меня, переключается на другую тему: — Как с учебой дела? Успеваешь экзамены сдавать?
В больнице я провожу еще чуть больше часа, беседуя с Адушкой на самые разные темы, кроме чувств и отношений. Аделаида Степановна спроваживает меня сама, заверив, что будет усердно лечиться и выполнять все рекомендации врачей. Ее оптимизм оказывается заразительным, и я быстро сдаюсь. К тому же у меня по плану последняя репетиция перед большим благотворительным концертом в доме ветеранов на Олимпийском. Участвовать будут многие школы, лицеи и высшие учебные заведения. От нашего университета выступят целых два творческих коллектива. Хореографический и смешанный. Я во втором. Буду читать со сцены стихи, посвященные военным подвигам и мужеству героев Отечества и тем, кто ждал и поддерживал в тылу. Слова настолько проникновенные, мощные, глубокие, трогающие за живое, что невозможно сдержать слез. Как только начинаю читать, сразу думаю об Адушке и ее тяжелой женской доле, о погибших мужьях и потерянной любви. Хотя напрямую она никогда не рассказывала о войне, иногда я замечаю в ее глазах ту же горечь скорби, тягостных воспоминаний и страшной боли, что видела на лицах ветеранов, для которых мне не единожды приходилось выступать.