Поцелуй сына Смерти - стр. 44
Теперь уже я подавляю в себе желание свернуть брату шею.
– Ты уже побывал в Аду, но не похоже, чтобы тебе это помогло, – мрачнею в ответ и отворачиваюсь.
Принц наконец-то заводит проклятый двигатель, и машина плавно вливается в общий поток. До самого дома мы больше не произносим ни слова, и всё, что крутится в моей голове – это мысль о том, что делать. Во-первых, я решаю, что с этой самой секунды никому ничего не должен – раз уж у меня теперь есть чувства; и если Смерть думает, что таким наказанием он сломает меня, то придётся его разочаровать: если он чего и добился своей выходкой, так только того, что я теперь стану не только разочарованием в его глазах, но ещё и упрямым и непокорным сукиным сыном.
Боюсь, его наказание возымело не тот эффект, на который он надеялся.
Ну и, конечно, я не мог не думать о девчонке.
Должен ли я избегать её? На все сто процентов.
Буду ли? Хрена с два.
Итог? Я по уши в дерьме.
Но теперь, кажется, это ощущение становится для меня нормой.
Дома, забросив сумки с учебниками прямо в пороге, зову Игната в подвал; брат довольно хмыкает и молчаливо топает следом, пока Принц и Дан озадаченно переглядываются на ходу.
– Это что, теперь каждый вечер будет таким? – хмурится Принц.
– Надеюсь, что и ночи тоже, – фыркает Игнат, стаскивая толстовку.
Усмехаюсь, следуя его примеру, и становлюсь в стойку; последний раз мы дрались в тот самый день, десять лет назад, когда я по вине брата въехал в столб. Причин с того момента Игнат давал мне предостаточно, но у меня хватало мозгов не идти у него на поводу, усмиряя брата другими способами. Хотя максимально выпустить накопившееся внутри раздражение у него получалось только так – пытаясь впечатать свои кулаки в моё лицо.
Правда, не в этот раз.
Обычно я более внимателен, но сейчас первый же кулак, прилетающий мне в челюсть, пропускаю как наивный пятиклассник, впервые пришедший на стрелку; сам от себя не ожидал, но было тяжело сосредоточиться, когда мысли скачут с одного на другое – точнее, постоянно крутятся вокруг девушки. Хотя это же и подстёгивало ответить, потому что разжигало злость в груди: я теперь совсем не способен думать о чём-то другом. Такое ощущение, что меня сделали рабом, заставив сосредоточиться только на ней, а я даже не мог сопротивляться.
Буквально с рыком возвращаю себе контроль над мыслями и переношу всю ярость на Игната. Откидываю его руку в сторону и впечатываю кулак в его лицо, чувствуя, как под ним приятно хрустнула кость. В глазах брата вспыхивает огонь, когда он вправляет носовой хрящ обратно – сын Войны явно удивлён; двигаю челюстью, которая всё ещё немного ноет, и тоже усмехаюсь: синяки на наших с Игнатом лицах будут сходить пару дней, привлекая внимание, которое и так было в избытке. Вообще, это было странно – я бессмертен, но на моём теле полно зарубцевавшихся шрамов; меня невозможно убить, но оставить на мне след не составит труда – должно быть, ещё одна идиотская блажь Всадников.