Победа в лабораторных условиях - стр. 62
– Дурак я, малец, – заговорил дядька Ратмир после долгой паузы, порылся в карманах штанов, вытащил пакетик табака, бумагу и быстро свернул самокрутку. Закурил от хитрого устройства – огонёк на нём вспыхнул сразу, несмотря на ветер и снег.
– Дурак, – повторил дядька Ратмир, делая затяжку. – Приручил дикого зверёныша, а как он кусаться начал – выставил за дверь. Так, выходит?
– Я не зверёныш, – тихо, но строго ответил Генрих.
– Зверёныш и есть. И мораль у тебя звериная. – Протянув руку, он на удивление ласково взъерошил Генриху волосы. – Тебя укусили – ты в ответ лапу врагу отгрыз. В этом проклятом городе и быть иначе не может.
Он вздохнул, снова затянулся и, выпустив едва видимый дым из лёгких, добавил горько:
– Как же я его ненавижу.
– Шеан?
– Как тот парнишка? Рик?
– Живой, что ему будет. Ходит тихий, смирный. Дядька Ратмир… – Генрих плотнее завернулся в куртку – она была такой большой, что, кажется, он мог бы в ней уместиться целиком. И зубы уже не стучали. – Откуда вы тут?
– Домой к тебе зашёл. Тебя нет. Вот я и подумал, что найду тебя здесь. Сам же говорил…
Точно, говорил. Про голубятню не говорил, а про фонтан, про то, как хорошо думается рядом с уродливой девушкой, не раз.
– Простишь меня, дурака?
Генрих посмотрел на него непонимающе. Он же извинялся раз пять, и дядька Ратмир его в шею гнал. А тут сам прощения просит. Кажется, дядька Ратмир догадался о его сомнениях и сжал в кулак свою большую руку:
– Я злой, малец. Иногда такой злой… Особенно, ты знаешь, когда не выпью. Алкогольная зависимость. У нас бы лечили. Так и слышу: «Печень у тебя, Ратмир, в совершенном непорядке». Совали бы иглы, капельницу бы поставили. А тут кому я нужен. И так, знаешь, иногда тянет что-то сотворить. Хоть взорвать тут полгорода к богам и их прародителям. Пусть жёлтые бегают. А я держусь. Гуманизм, человек – вершина эволюции, её сильное любимое дитя. Хочу – и не делаю. А ты раз, и сделал. Меня такая злость взяла…
Генрих слушал внимательно, но было похоже, что не с ним дядька Ратмир говорит. И чувствовалось: нельзя спрашивать, даже если очень интересно.
– Я вас прощаю, дядька Ратмир, – произнёс он.
Дядька Ратмир рассмеялся, прищуривая глаза, снова взъерошил ему волосы:
– Домой пойдёшь?
Генрих быстро помотал головой, и тогда дядька Ратмир жестом велел вставать, поправил куртку, чтобы она хоть как-то держалась, и они неспешным шагом пошли к нему.
В маленькой комнатке Генрих с облегчением уронил куртку, дядька Ратмир налил ему обжигающе горячий малиновый отвар, в который плеснул алкоголя из бутылки. От первого же глотка по всему телу прошёл жар, а после третьего на лбу и на спине появился пот.