По скорбному пути. Воспоминания. 1914–1918 - стр. 53
– Ваше благородие, где вы? – и, открыв глаза, увидел в темноте его фигуру.
Я несказанно обрадовался ему и подозвал к себе. Он поспешно подошел ко мне и принялся укутывать меня одеялом, которое предусмотрительно захватил с собой. Мне стало хорошо и тепло. Больная нога лежала спокойно и потому только чуть-чуть побаливала. Иногда мне казалось, что она даже не ранена, но стоило мне ею немного шевельнуть, как сильная боль тотчас заставляла морщиться мое лицо. Я укутался как следует в одеяло; под голову Франц подложил шинель, и я пробовал заснуть. Но сон бежал с моих глаз. Самые разнообразные мысли как вихрь проносились в голове; страшные картины минувшего дня одна за другой рождались в моем воспаленном воображении, как будто я снова все это переживал.
В таком нервном состоянии прошла ночь. Наступило румяное, светлое, но прохладное утро. Впереди за желтоватыми холмами и синеватыми лесами, подернутыми легкой туманной дымкой и залитыми золотыми лучами восходящего яркого солнца, где еще так недавно кипел жаркий бой, было совершенно тихо. По-видимому, враг далеко отступил, преследуемый по пятам нашими геройскими войсками. Только теперь я совершенно успокоился и мог осмотреться кругом. Первое, что я увидел, – это вытянувшиеся и пожелтевшие от тяжких страданий и бессонной ночи лица раненых солдат, лежавших тесной кучей около меня и терпеливо ожидавших своей участи. Недалеко от нас, шагах в ста, находился овраг. Сзади была группа домиков, которые проглядывали своими белыми стенами и серыми клунями[5] сквозь зеленую листву деревьев. Вдруг я услышал разговор двух раненых солдатиков о том, кто убит в минувшем бою, и среди незнакомых мне имен павших героев мне почудилась фамилия Новикова, того самого, который несколько дней тому назад при выступлении в поход поразил меня своим понурым, грустным видом. Я встрепенулся и в волнении приподнялся на локте.
– Послушай, землячок! – дрожащим голосом проговорил я. – Как ты сказал, кто убит… Новиков?
– Так точно, их благородие подпоручик Новиков, наш полуротный. Аккурат чуточку повыше лба пуля угодила… Да вот, кажись, это их и несут… – произнес солдатик, у которого был отрезан правый рукав и вся рука толсто забинтована, и при этих словах на лице его появилось грустное выражение.
Он снял фуражку и перекрестился. Я взглянул в ту сторону, куда он смотрел, и чуть не заплакал. Четыре санитара несли на одеяле, держа руками его концы, тело моего товарища. Лица мне не было видно. Ноги, одетые в тонкие коричневые носки, беспомощно свесились вниз, едва не задевая землю, и слегка покачивались, по-видимому, не успев еще окоченеть. «Вот все, что осталось от этого молодого, красивого, полного жизни существа…» – горько подумал я.