По ком звонит колокол - стр. 63
День был ясный, солнечный, солнце уже прогрело воздух. Роберт Джордан посмотрел на крупную смуглолицую женщину с добрыми широко поставленными глазами на массивном плоском лице, морщинистом и некрасивом, но обаятельном; несмотря на веселый взгляд, оно казалось печальным, пока она не начинала говорить. С нее он перевел взгляд на грузную и вялую фигуру мужчины, удалявшегося между деревьев по направлению к загону. Пилар тоже смотрела ему вслед.
– Вы любили друг друга ночью?
– А что она тебе сказала?
– Она мне ничего не скажет.
– Я тоже.
– Значит, любили, – сказала женщина. – Ты побереги ее.
– А если будет ребенок?
– Ну и что здесь плохого? – сказала женщина. – Это не самая большая беда.
– Здесь не место для этого.
– Она здесь и не останется. Она уйдет с тобой.
– Куда? Туда, куда я уйду, женщину брать нельзя.
– Кто знает? Может, туда, куда ты пойдешь, и двух взять можно.
– Пустой разговор.
– Послушай, – сказала женщина. – Я не трусиха, но с утра пораньше очень ясно все вижу, думаю, многие из тех, кто сейчас с нами, не доживут до следующего воскресенья.
– А сегодня какой день?
– Воскресенье.
– Qué va, – сказал Роберт Джордан. – До следующего воскресенья еще далеко. Нам бы среду пережить. Но мне такие твои разговоры не нравятся.
– Каждому человеку бывает нужно с кем-нибудь поговорить, – сказала женщина. – Раньше у нас была религия и разная другая чепуха. А теперь каждому нужен кто-то, с кем можно поговорить по душам; каким бы храбрым ты ни был, порой чувствуешь себя очень одиноким.
– Мы не одиноки. Мы – вместе.
– Все же эти самолеты действуют на нервы, – сказала женщина. – Мы против них – ничто.
– И тем не менее мы умеем их бить.
– Слушай, я хоть и призналась тебе в своих грустных мыслях, но не думай, что мне не хватает решимости. Никуда моя решимость не делась.
– Грустные мысли рассеются, как только солнце взойдет. Они же все равно что туман.
– Ясное дело, – сказала женщина. – Ладно, пусть будет по-твоему. Может, все дело в том, что я вспомнила про Валенсию и наболтала всяких глупостей. И еще в том неудачнике, который потащился считать своих лошадей. Я сильно растравила его своими разговорами. Убить его – да. Проклясть – да. Но ранить его душу негоже.
– Как случилось, что ты с ним?
– А как люди сходятся? В первые дни движения и перед тем он был о-го-го. Серьезный человек. А теперь ему конец. Вынули затычку из бурдюка – и все вино вытекло.
– Не нравится он мне.
– Ты ему тоже, и не без причины. Прошлой ночью я спала с ним. – Она улыбнулась и покачала головой. – Vamos a ver[21]. Я ему сказала: «Пабло, почему ты не убил иностранца?» А он мне: «Он хороший парень, Пилар. Хороший парень». Я ему: «Но ты понимаешь, что теперь тут командую я?» – «Да, Пилар. Да», – отвечает. А потом, позже, я услышала, что он не спит и плачет. Безобразно так взрыдывает, как обычно плачут мужчины – будто внутри у них какой-то зверь сидит и бередит их. Я его обняла, прижала к себе и спрашиваю: «Что с тобой, Пабло?», а он отвечает: «Ничего, Пилар. Ничего». – «Да нет же, что-то с тобой происходит». – «Люди, – говорит. – То, как они меня бросили.