Пловец - стр. 15
Она делает вид, что ее цель выразить соболезнования и убедиться, что со мной все в порядке. Но мы оба знаем, что это лицемерие. На самом деле у нее совсем другие причины. Всегда есть другие причины.
– Я все рассказал на дебрифинге[2], – отвечаю я. – Бомба предназначалась мне. Я выполнил предписания протокола и оставался там, пока не был уверен, что никто не застрелит меня на парковке перед посольством.
Она прислоняется к спинке стула. Теребит кольцо на руке.
Постукивает пальцем по крышке стола.
Стук, стук, стук.
– Ты переоцениваешь сирийцев и их союзников, – говорит она. – Вероятно, все, на что они способны, это подорвать бомбу в Дамаске.
– Возможно, – согласился я. – Но я хотел быть уверенным.
Сьюзен кивает. Ответ ее удовлетворил. Пока все по протоколу. Никаких следов. Она смотрит мне прямо в глаза.
– Мы возьмем им, – говорит она. – Дамаск, Каир, Бейрут… все наши бюро на Ближнем Востоке занимаются этим. Это займет время, но мы найдем виновного. Ты же знаешь.
Я киваю. Во мне только пробиваются ростки мести.
Она наклоняется ближе. И снова заговаривает, но уже другим тоном:
– А информация, полученная от твоего контакта? Фираса? У которого был доступ к контрактам по оружию для воздушных сил?
– Доставка оружия сирийцам.
– Ты ведь сообщил это только мне? Не на дебрифинге? Никому больше?
– Только тебе, – уверяю я.
– Возможно, это ложный след, но все нужно проверить. Я не хочу сеять панику.
– Я понимаю. Это останется между нами.
Она смотрит в окно, встает.
– С тобой все в порядке?
Тон голоса прежний, отстраненный.
– В порядке.
– Возьми отпуск до конца недели. Поплавай. Выпей!
На прощание она похлопывает дверь рукой, словно желая меня подбодрить. Она знает, что мне нравится плавать. Они все обо мне знают.
Вода в общественном бассейне слишком теплая, но я все равно предпочитаю ее бассейну в Лэнгли. Выныривая, чтобы вдохнуть воздуха, я слышу крики школьников, вибрирующие, как волны радара между выложенными плиткой стенами. Я доплываю до конца дорожки, поворачиваюсь и плыву обратно. В бассейне пахнет хлоркой. Я мог бы даже участвовать в Олимпийских играх, если бы захотел, но мои амбиции ограничивались поступлением в университет Мичигана. Я об этом не жалею. Я ни о чем не жалею. Если все время сожалеть, тогда и жить нет смысла. А весь смысл моей жизни в выживании. Выживание – это единственное, что имеет для меня смысл. Я хорошо знаю, что такое ложь. Но ложь необходима, чтобы поддерживать хрупкую реальность. Без лжи все разрушится. Ложь – это опора моста, переброшенного с одного берега на другой. Только благодаря ей вы можете попасть на другой берег. Правда такими достоинствами не обладает.