Плоть и кровь - стр. 10
– Возвращайся в постель, – сказал он.
– А вон там что? – спросил Билли. – Наши пасхальные корзинки?
Константин очень старался не давать воли гневу. Это мой малыш, говорил он себе. Мой мальчик, он любознателен, только и всего. Однако другой голос, лишь отчасти принадлежавший ему, поносил неестественную малорослость мальчишки, его проявлявшуюся все чаще склонность к нытью. Эти новые традиции, посещения дома бородатыми святыми, феями и кроликами, они так важны, так бесценны. Их следует оберегать, и как можно усерднее.
– Нет, милый, – веселым, тоненьким голосом ответила Мэри. – Понимаешь, к нам сюда забегал Пасхальный Кролик, да только он забыл кое-что с собой прихватить. У него так много дел этой ночью. Корзиночки-то он нам оставил, но велел до его возвращения никому их не показывать, ни в коем случае.
– А я хочу посмотреть, – сказал Билли, и катыш в горле Константина затвердел еще сильнее. Это его единственный сын. Ему пять лет, у него тощая шея и писклявый, просящий голос.
– Назад в постель, – велел Константин. Билли взглянул на него с выражением и трусливым, и непокорным сразу.
– Я хочу посмотреть, – повторил он, словно решив, что родители не поняли простоты и логичности его требования.
Константин встал. Страх, пронесшийся по лицу сына, лишь сильнее сдавил отцу горло. Мэри, положив ладони на костлявые плечи Билли, лепетала:
– Иди, мой сладкий. Тебе сейчас снится дурной сон, утром ты о нем и не вспомнишь.
– Нет! – взвизгнул Билли, и вот тут-то Константин на него и набросился. Он оторвал мальчишку от пола, попутно поразившись тому, как мало тот весит. Как мешок с хворостом.
– В постель, – приказал Константин. Быть может, он и совладал бы с собой – если бы Билли остался вызывающе непокорным. Но Билли заплакал, и Константин, еще не успевший решить, что ему делать, начал трясти мальчишку, повторяя:
– Заткнись. Заткнись и возвращайся в постель.
– Кон, перестань, – сказала Мэри. – Перестань. Дай его мне.
Голос ее доносился откуда-то издали. Константин в самозабвенном гневе, сознавая с яростной ясностью, что он творит, тряс и тряс Билли, пока лицо мальчика не исказилось и не расплылось перед его глазами.
– О господи, – пролепетала Мэри. – Перестань, Кон. Пожалуйста.
– В постель, – крикнул Константин. Он грубо опустил Билли на пол, и мальчик тут же упал – так, точно у него растаяли кости. Мэри бросилась к сыну, но Константин преградил ей дорогу. Он рывком поднял Билли и развернул его лицом к лестнице.
– Пшел! – рявкнул он и хлопнул сына по заду с силой, заставившей мальчика пробежаться, спотыкаясь, до середины гостиной, а там повалиться снова, подвывая, хватая ртом воздух. Константин, отпрянув назад, ударился бедром о стол, одно из раскрашенных Мэри яиц, прозрачно голубое, покатилось, вихляясь, по полированной столешнице. Мэри замерла. Он увидел упавшую на ее лицо тень. Потом она подбежала к Билли и прикрыла его своим телом. Яйцо помедлило на краю стола. И упало.