Плейбой - стр. 30
Да мне и не нужно было столько внимания; без него наоборот было легче, потому что все эти сострадательные взгляды только усугубляли моё положение.
– Где ты хочешь отметить Новый год? – спрашивает папа, когда я наконец появляюсь на кухне. – У бабушки? Или у крёстной? А, может, хочешь куда-нибудь поехать?
Сажусь за стол и расковыриваю вилкой омлет.
– Я вообще не хочу его отмечать. Новый год – это праздник для наивных дурачков, которые верят, что желания, загаданные под бой курантов, сбываются сами по себе.
– Ну не сидеть же в новогоднюю ночь в своей комнате, уткнувшись носом в очередную книгу! – вспыхивает мама. – Раньше ты себя так не вела!
– Всё верно, это было раньше, мам, – устало соглашаюсь. – У меня сейчас нет поводов для радости.
Я вовсе не жалею себя, просто не вижу смысла улыбаться через силу и портить своим видом праздник другим.
– Ты не должна закрываться от мира и от людей просто потому, что один идиот сделал тебе больно, – тихо произносит папа. – А если ты закроешься, значит, он добился того, чего хотел – сломал тебя. Доказал, что у тебя нет стержня внутри; что ты – всего лишь безвольная слабая кукла, с которой можно сделать всё, что в голову взбредёт. И другие девушки на твоём тренинге, глядя на тебя, решат, что вот она – правильная модель поведения; вот оно – подчинение и принятие собственной никчёмности и поломанной судьбы. И вместо того, чтобы быть сильными, они будут лишь опускаться ещё ниже до тех пор, пока не поймут, что дальше – только дно.
К концу его пламенной речи я чувствую соль на своих губах, но вовсе не от обиды, а потому, что осознаю его правоту.
– Но ведь ты сам тогда хотел разорвать его на части, – непонимающе спрашиваю. – Ты втолковывал мне, что такое нельзя простить и забыть! Что изменилось?
– Я и не прошу тебя забыть, Крестик! И сам ни за что не забуду; а если ты однажды вспомнишь его лицо – найду и выпотрошу ублюдка! Но и просто сидеть на месте, жалея себя, тоже нельзя. Это убивает тебя как личность.
Пожалуй, это был наш первый мотивирующий разговор, который толкал меня сделать хоть что-то.
Перестать вести себя как зашуганный дикарь и одеваться как бомж, для начала.
Хотя с доверием к людям у меня всё же большие проблемы.
После ужина помогаю матери убрать со стола и возвращаюсь в комнату; проходя мимо гостиной замечаю, что папа смотрит какую-то фантастику, которую раньше мы смотрели вместе, но сейчас почему-то нет настроения. В комнате скидываю свитер и в который раз с ужасом пытаюсь представить, на что будет похоже моё возвращение в университет. Наверняка одногруппники будут тыкать в меня пальцами и перешёптываться за спиной, а я должна держать лицо и ни в коем случае не показывать, что меня это как-то задевает, чтобы не давать ещё больше поводов для сплетен.