Размер шрифта
-
+

Пленники хрустального мира - стр. 20

– Это уже не имеет значения. – Сорвавшись с места, Джорджия каким-то чудом выскользнула из рук своего спутника, обняв меня так, как всегда умела обнимать только она одна. Ее искрящаяся светом лучезарная улыбка в очередной раз была неотразима. Эти светло-карие глаза, прекрасно гармонирующие с непослушными вьющимися прядями волос цвета спелой пшеницы, излучали столько света, сколько не могло бы вместить в себя ни одно утреннее небесное светило. – О, как Чарлз будет рад увидеть тебя. Все эти годы он провел в своем кабинете, изредка покидая его. Сердце твоего отца залито грустью с того самого времени…, – она на мгновение замолчала, больно закусив нижнюю губу; так Джорджия всегда делала, когда едва не выпаливала то, что говорить не следовало. – Он сейчас в кабинете. Ты должен подняться к нему сейчас.

Звук моих шагов робко разлетался по всему этажу, мучительно угасая в теплых лучах испокон веков горящих канделябров. Стук моего сердца не касался существующей жизни в этих молчаливых стенах, замолчав, вжавшись как можно сильнее в мои ребра, словно пытаясь себя зачем-то изрезать. Темные двери, спрятавшиеся в незаметных дверных траншеях, без конца перешептывались между собой, затаив дыхание. Поместье Кёллер всегда было таким, и я уже думал, что никогда не увижу его хмурое лицо.


Холодная январская ночь засела в глубинах моей памяти, никак не покидая мой рассудок. Все то, что было до нее, стало для меня странным сном, большую часть которого я пропустил, сам не зная, как именно.


То тяжелое чувство, которое черной тучей нависло надо мной, называло себя страхом. Прежде я никогда не испытывал его, даже не задумывался о его существовании бок о бок с собой, но сейчас я ощущаю его холодное, прогнившее дыхание, от которого по спине невольно пробегают леденящие мурашки, больно царапая каждую клеточку моей кожи. Страх никогда не был мне врагом, мы даже не были знакомы, а сейчас, когда глаза наши встретись, мы сразу же возненавидели друг друга.


Мой отец всегда был строгих правил, имел свои собственные ценности и крайне радикальные пути достижения желаемых результатов, которые никто бы никогда не смог понять. Холодный взгляд постоянно о чем-то думающих глаз, непоколебимая серьезность, застывшая на тонком лице с безобразно правильными чертами, молчаливость, от которой становилось не по себе, длинные тонкие пальцы, на которых красиво сидел серебряный перстень с изящным черным камнем, внутри которого, кажется, застыла багровая капелька чьей-то невинной крови… Я запомнил его таким, но это вовсе не значит, что всю свою жизнь его тонкие губы ни разу не содрогались в улыбке.

Страница 20