Пленница - стр. 51
– А ты, Матвеюшка? – пролепетала ласково Арина.
– Так надо еще тело деда Анисия отыскать. Я позже приду.
– Григорий Петрович! – воскликнул Твердышев, поднимаясь из-за стола. Седовласый надменный дворянин вошел в заводскую контору. – Какими судьбами вы к нам? На новую продукцию приехали посмотреть?
Осокин важно уселся в предложенное управляющим кресло и как-то оценивающе взглянул на Матвея, что стоял рядом.
– Слышал, что дом твой позавчера сгорел.
– Да, – кивнул тот, непонимающе уставившись на Осокина.
– Поджег?
– Вряд ли, – отмахнулся мужчина.
Последние сутки Матвей напряженно думал о пожаре, который испепелил весь его двор, а дом выжег до первого каменного этажа. Уже под утро, когда они с семьей перебрались на ночлег к старосте, в довольно просторную избу с четырьмя горницами, Твердышева вдруг осенило, кто виноват во всем. Он отчетливо вспомнил, как, боясь быть застуканным у бани, уронил трубку, не затушив ее, и стремительно покинул двор. Пожар начался с бани, как сказала Арина, значит, это его табак начал то пожарище. Но не только себя он винил во всем этом происшествии. Именно за-за этой смазливой девки с яркими, словно у кошки глазами, он наделал глупостей и накануне пожара вел себя как полный дурак.
Все эти мысли вихрем пробежали в голове Матвея, но Осокину он лишь сказал:
– Вчера баню топили и недоглядели.
– Ну, понятно, – как-то сухо заметил Осокин.
– Может, чаю, Григорий Петрович? – вежливо осведомился Твердышев.
– Нет, благодарствую. Ты где с семьей остановился?
– У старосты Никифора Ермолаевича. Две горницы нам отдали на время.
– Так вот, – властно заявил заводчик и встал. Устремив испытующий взор на молодого мужчину, Осокин медленно произнес: – Прямо сегодня езжай на мои склады, что у Троицкого завода. Михаил Дементьевич уже предупрежден. Заберешь у него бревна для сруба нового, сколько нужно, ну и других материалов. И дом новый начинай строить. Негоже тебе, моему управляющему, по чужим избам мыкаться. Уразумел ли? Вот деньги возьми, чтобы мужикам работу оплатить. – Осокин вытянул из кармана камзола бархатный кошелек и отсчитал несколько десятков ассигнаций, положив их на деревянный стол перед Твердышевым.
– Григорий Петрович, зачем вы?! – опешил Матвей.
– Ты, братец, не спорь, а дело делай. Чтоб до Купалы новый дом отстроил и переехал. Я сам проверю! – Осокин повернулся и, опираясь на дорогую трость, направился к двери. Твердышев так и стоял у стола, выпрямившись и непонимающе глядя на старого дворянина. Григорий Петрович чуть задержался у двери и, обернувшись, добавил: – Что, как столб, встал-то? Сказал же, бери телеги, людей и на Троицкий езжай. На три дня освобождаю тебя от работы. Михееч за заводом присмотрит.