Пленённый. Окрылённый - стр. 3
Еленька тревожно пошмыгала носом. По полу пробежала мышка. Застыла, любопытная, сказа нянюшкиного заслушалась. На задние лапки встала, глазками бусинками водит, выслушивает, высматривает. Забавная. Еленька подумала, потом отщипнула недоеденный кусок белой булки, кинула мышке. Та, испугавшись, отбежала под лавку, но потом насмелилась, подбежала к подарку, схватила лапками и стала грызть.
– А кричит как лунь, слышала? – продолжила нянюшка, осуждающе покосившись на Еленькино баловство.
– Ага, – кивнула Еленька. – Этой весной на лугу гуляла. Как раз лунь летал над лесом. Да так надрывно кричал. Голос звонкий, в воздухе далеко разносится. И прямо мне как серпом по сердцу. Нянюшка, нянюшка, а почему жениха моего Серебряным Лунем зовут, не знаешь?
Нянюшка пожевала губами, похмурилась, потом неохотно произнесла:
– Ну так ясно же. Серебряный – значит, седой. Слышала, как говорят: седой, как лунь. А серебряный звучит красивее. Старый он, видать. Да и не может колдун молодым быть.
– Как колдун? – испугалась Еленька.
– Так батюшка твой почему тебя отдает-то? Видимо, заклятие ему Лунь пообещал: на остроту стрел, на меткость, на победу.
– Да это ясно, что не просто так отдает… – Еленька нахмурила свои соболиные брови. – А вот я этому старику на кой ляд сдалась? Что он с молодой женой делать будет?
Нянюшка воровато оглянулась на дверь, за которой спали сенные девушки. Зашептала-запричитала.
– Ох и жалко мне тебя, ягодка моя наливная! Ох сколько я слез пролила, когда новость эту услышала. Уж не знаю, чем чародей твоего отца взял, какой черной змеей в сердце вполз…
– Ты не причитай, нянька! – сердитым шепотом осадила ее Еленька. – Коли знаешь что, то говори, а не рассусоливай!
Нянюшка придвинулась еще ближе.
– Да видишь ли, деточка, что про колдуна проклятого люди бают? Говорят, он невинных дев ищет. Кровь ему нужна для каких там кспи-ри-ментов… Тьфу! Слово-то какое проклятое, басурманское!
– Каких еще кспириментов? – похолодела Еленька.
– Да не знаю я, малинка моя сладкая! Только боюсь, что выпьет из тебя кровь паук этот проклятый, одну кожицу оставит.
– Да ну тебя к шуту, нянька! – побледнела Еленька.
– А еще бают… – нянюшка снова заоглядывалась. – Бают, что обескровленных девиц он заклятием в рисованных превращает. И висят у него, говорят, по стенам горницы сплошь ковры с девами. Все бледные, грустные, в глазах страх и тоска.
– Да сказки это… – неуверенно проговорила Еленька, растерянно глядя в глаза-бусинки мышки. Та продолжала есть булку, потешно шевеля усиками. Еленя маленько приободрилась и развеселилась. – Враки все! Не бывает такого.