Пленённый. Окрылённый - стр. 20
– Серебряный Лунь? – уточнила нахмурившаяся Еленька.
Она представила в красках Кровавое болото, названное так потому, что вода его была странного красноватого оттенка. Говорят, пользительна была эта вода, но Еленька ни за что бы не согласилась окунуть в нее хоть палец.
– Да, он самый, – чуть понизив голос, сказал воевода.
– А каков он из себя?
– Да не разглядел я толком, Еленюшка, – повинно сказал воевода. – Он в сумерках из тумана выступил. И как через посты прошел, не знаю. Так ведь чародей, – и воевода развел руками. – Волосы седые, длинные, в свете луны блестят, как серебро. И борода до пояса. А голос такой, что прямо за душу берет. А лица не видно. Словно тьмой подернуто. Одни глаза, как уголья, горят.
Еленька поежилась. Даже в этот солнечный полдень жаркого месяца-грозника у нее по спине пробежали мурашки. Она представила отца, загнанного в ловушку у болота с умирающим на руках единственным сыном. Серые обреченные лица воинов, что готовятся принять на заре смерть. Жалость пронзила ее сердце. Еленька осторожно взяла грузную мозолистую руку отца и положила ее себе на плечо. Воевода благодарно обнял и прижал к себе дочь. Они пошли неторопливо прочь от ворот к дальнему пчельнику, стоящему у леса.
– И что он сказал, Серебряный Лунь? – потребовала Еленька продолжения.
– Так я и говорю: соткался он из ниоткуда, чародей этот. И говорит: хочешь, Мечислав Будимирович, я сына твоего от раны смертельной излечу? И помогу одолеть врага твоего? Ну, я, конечно, сначала засомневался. Не хотелось мне с чародеем якшаться. А что ты взамен попросишь, спрашиваю. А тот меня и огорошил: хочу, мол, на дочери твоей меньшой жениться. Все честь по чести.
– И ты сразу согласился? – не в силах сдержать упрек, спросила Еленька.
– Не сразу, – вздохнул воевода.
Еленька, знавшая батюшку, как свои пять пальцев, представила, как воевода долго чесал в затылке, дергал себя за правый ус, потом огорченно кряхтел, как, набычившись, сверлил чародея глазами, но потом тяжело вздохнул и согласился.
– Дочь на сына сменял? – язвительно спросила Еленька.
Воевода убрал руку с ее плеча, вспылил:
– Ох и язва ты, Еленька, Перуном клянусь, не язык у тебя, а острая бритва.
– Ну так ведь все так и есть, батюшка, – не уступила Еленька. – Сына вы спасли, а дочь погубили.
– Ну почему погубил? – нахмурился воевода, но взгляд отвел: он и сам свою вину знал. Потом продолжил с горячностью: – А что же мне делать было, Еленюшка? Если бы обо мне одном речь шла, то ни за что не согласился бы. Но ведь дружина! И Благояр! А вот скажи, как на духу: если бы у тебя выбор был: спасти брата своего, но ценой счастья своего, то что бы ты выбрала?