Плен одиночества - стр. 23
– Простите, мне пора.
– Что тебе нужно? – обуздывая злость, еще раз спросила Алла.
– Разве мне необходим какой-то особый повод, чтобы проверить, как работает одна из лучших моих школ? – бросил Игорь, лишь вскользь посмотрев на Аллу. – Жду тебя вечером, Рината, – повторил он и ушел.
Николас плохо знал русский язык и вряд ли мог понять смысл речей Игоря, но по виду Ринаты и Аллы ему стало ясно: разговор – далеко не из приятных.
– Что случилось? – спросил он.
– Ничего, – Рината выдавила улыбку.
– Ничего?
Под его взглядом Рина терялась. Есть в глазах Ника нечто, что не давало ей врать.
Она открыла было рот: надо бы сказать… но, что конкретно, толком не знала.
Рину опередила Алла.
– У нас небольшие проблемы с документами. Вовремя не предоставили отчет, вот Игорь и сердится, – мягко улыбнулась она. – Не беспокойся, Ник, Владимир вернется и все будет в порядке.
– Хорошо. – Ник сделал вид, что поверил. Коснулся плеча Ринаты в попытке успокоить и вышел на лед, где его с нетерпением ждали юные фигуристы.
– Рин… – начала Алла, когда он отдалился на приличное расстояние, но Рината бросила на мать предупреждающий взгляд.
– Я в норме, – отрезала она и быстрым шагом направилась под трибуны.
Внутри все клокотало от едва сдерживаемой ярости. Сволочь! Специально! Еще бы! При Нике, во всеуслышание!
Пролетев мимо двери в мужскую раздевалку, Рина дернула следующую за ней, женскую, но ее рванули в сторону.
Рината оказалась прижатой к стене.
– Только попробуй сегодня не приехать, дорогая, – касаясь ее уха, прошипел Игорь. Сжал плечи и вновь припечатал к стене с такой силой, что Рина едва могла пошевелиться.
– А что ты сделаешь?! – От напускного ледяного спокойствия не осталось и следа. Глаза горели неукротимостью, в хрустальной синеве плясали язычки ядовитого пламени.
Да, такой она нравилась ему гораздо больше. Живая. Неотразимая. Сражающаяся до последней капли крови. Нет, он не отдаст ее американскому хлыщу.
– Считаешь, не придумаю?
– О, фантазия у тебя богатая, – выплюнула Рината, безрезультатно пытаясь вырваться. – Пусти меня, скотина!
Она напоминала ему дикую кошку, пантеру. Попавшая в клетку, бросалась на железные прутья, металась, шипела, огрызалась. И это доставляло ему садистское удовольствие. Видеть, что ей не все равно. Знать, что он может растревожить ее, несколькими словами вывести из притворного равновесия и лишить спокойствия. Что она способна хоть на какие-то эмоции по отношению к нему. Когда-то он любил ее – с такой же силой, с какой теперь наслаждался пониманием, что теперь она в его власти. Целиком. Без остатка. Вместе со всполохами пламени в глазах, с бешенством, с кривыми усмешками.