Пламя моей души - стр. 27
– И то верно! – на удивление дружно поддержали предложение Велизара остальные мужи, грянули почти одновременно.
Только Забура посмурнел пуще неба грозового, с которого уже посыпались первые тяжёлые, словно камешки, капли.
– Точно! Пусть стрый их княжит! Он мужик толковый! – заголосили в толпе один за другим.
И у Чаяна даже плечи опустились. Тут уж возражай, негодуй, сколь угодно, а против такого единодушия людского не попрёшь.
Начали расходиться люди, как окрепчал ливень: а что, дело-то решённое, больше не о чем говорить. Поспешили спуститься с помоста и бояре, пряча глаза от братьев, да между собой тихо переговариваясь. Увели, прикрывая растянутой над её головой холстиной, княгиню челядинки подручные, самые ближние. Мать тоже ничем больше увещевать мужей нарочитых стала. Остались только Леден и Чаян последними. Да Знаслав, внезапно, пусть и на время, ставший князем. Брат долго смотрел на него, не замечая, как намокает, тяжелеет под дождём его плащ дорогой. А после отвернулся и тоже к детинцу пошёл, не оборачиваясь и не говоря больше ничего.
– Вы находите Сердце поскорей, – бросил стрый ему, как тот мимо проходил. – Тогда всё на места встанет.
Да Чаян только плечом дёрнул.
– Вот спасибо тебе, стрый, – хмыкнул Леден. – Как хорошо всё для тебя получилось…
Он направился было вслед за братом, да Знаслав за локоть его поймал, посмотрел в глаза серьёзно и долго.
– Я того не желал. Так народ решил, – проговорил так, словно камнями закидал.
Леден высвободился и спустился со скользкого помоста, но отправился не в терем, а в святилище Перуна, что недалеко от него стояло – самое главное в Остёрске. То и дело протирая глаза от дождя, он прошёл через ворота высокие, резные, украшенные щитами и встал перед изваянием мужа оружного, с окладистой бородой да в шапке с богатым меховым околышем. Обвёл взглядом две каменные чаши, что стояли по обе стороны от него – одна, уже наполовину наполненная дождевой водой, и правда была чистая, не тронутая огнём. А во второй – чернела смытой со стенок её сажей лужа. И то была чаша, предназначенная для Ледена.
Глава 3
Буйствовал нынче ветер за окном, гонял сорванные с ветвей листья, шелестел травой и поскрипывал где-то чуть расшатавшейся кровлей. Зимава ворочалась на неудобной лавке, хоть всегда застилала её челядинка мягко. И всё что-то трепыхалось в груди, словно птица или зверёк какой. Ан нет – сердце собственное, встревоженное, неспокойное. И выл всё Стрибогов внук во дворе, плакал, бился в закрытый волок и свистел, отыскав где-то маленькую щель.