Плач богов - стр. 26
Когда гулкий стук сердца более или менее приглушил свои ненормальные толчки, а учащённое дыхание перестало вызывать боль в рёбрах при сопротивлении с корсетом, Эва отложила шляпу в сторону, попытавшись согнуться пополам, но только для того, чтобы достать из-под кровати свой потёртый старенький саквояж из потрескавшейся сыромятной кожи неопределённого цвета. Взгромоздив его подле себя прямо на покрывало, щёлкнула широким замком центрального ремешка, в который раз при взаимодействии с его нехитрой конструкцией недовольно сдвинув свои тёмные бровки к переносице.
Надо будет попросить Лилию найти какую-нибудь верёвку или более надёжный ремень, чтобы перед прибытием в порт Гранд-Льюиса перевязать его прямо поверху, иначе точно расстегнётся в самый непредвиденный момент.
Открыв сумку и недолго в ней порывшись, Эвелин вытащила на свет не менее потёртую кожаную папку (когда-то имевшую радикально чёрный цвет) и деревянную коробку-несессер под письменные и художественные принадлежности.
Когда где-то через пару часов (а может и больше) в каюту без стука вошла Лилия, девушка уже успела набросать на желтоватом листе плотной бумаги китайской тушью (такой же беспросветно старой, как и сам саквояж) графический эскиз из местных достопримечательностей – узкую границу воды и речного берега, ряд ветвистых деревьев, окружённых экзотическими цветами и вьющимися растениями, с полдюжины разных птиц и попугаев, и конечно же висящего на лиане неуклюжего лемура.
- Я так и знала! – стоявшую до этого в каюте мёртвую тишину, прерывавшуюся лишь шуршащим скрипом пера по бумаге и приглушёнными звуками извне, практически с треском раздражающего «хруста» смял через чур громкий голос возмущённой камеристки. Само собой, в нём дребезжали те самые нотки подчёркнутого недовольства, которые, по своему обыкновению и как правило, предшествовали долгой и нудной нотации. – Вас искать на этом треклятом пароходе – чревато заработать себе грыжу или грудную жабу. Если не найдёшь здесь в каюте, обязательно спрячетесь где-нибудь на нижней палубе прямо у колеса или на самой крыше. Вы опять перепачкали себе руки чернилами, мисс Эвелин! Ну что за несносная девица! К обеду явиться так и не соизволили, зато чиркать свои рисуночки в любое время дня и ночи так пожалуйста, за милую душу. И не важно, что за неё переживают и ждут, когда же она надумает присоединиться к остальным барышням за обеденным столом.
- Спасибо, Лили, но я не голодна! – как бы Эве не хотелось этого делать, но глаза, словно от сильнейшей гравитации невидимого магнита, потянулись в сторону нахлобучившейся Лилии, застывшей в дверях чёрным истуканом нерадивого предвестника больших неприятностей. Сорока пятилетняя женщина в глухом платье цвета вороньего крыла на сбитом теле среднего роста и средней привлекательности, и с таким же непримечательным чуть раскрасневшимся лицом, будто бы и вправду пыталась просверлить голову своей юной госпоже весьма недобрым взглядом потемневших зелёных глазок. А глаза у неё действительно казались колкими и, когда надо, очень въедливыми, под стать её подвешенному язычку. И от них едва ли можно было что-то скрыть, как тому же полусумраку каюты не удавалось пригасить острые, буквально птичьи черты лица служанки и в особенности цвет её волос – натуральную огненную медь, кое-где посеребрённую первыми прядями седины.