Питомцы апокалипсиса - стр. 38

Расы, вид, гуманоидный… Мы, дети, слушали эту взрослую белиберду и хлопали глазами.

– Сорри, извините, – спросила Сильвия. – То есть, ананси приходятся унголам кузенами?

Ананси-лектор сказал, что нет, ананси и унголы не ближе друг другу, чем экваториальная и европеоидная расы людей, что окончательно погрузило нас в уныние.

Позже я и Мана спросили Динь-Динь, как старшего, о чем нам втолковывали.

– А, так они о неграх и белых, – ответил белокурый француз.

– Тогда вообще ничего не понимаю, – сказал я. – Почему ананси и унголы дерутся? Я ведь не дерусь с Маной.

Тут же трава лужайки выскользнула у меня из-под ног. Нагретые солнцем листья лопуха обожгли шею. Я удивленно уставился на небо, а небо – на меня. Мана убрала подножку и заявила:

– Никакая я не негра, я – парду, латиноамериканка.

– Сожалею, – понурил голову.

Бразильянка протянула мне руку. Я схватил девочку за локоть и опрокинул рядом на траву.

– Сожалею, что думал, что не дерусь с тобой.

Мы оглядели друг друга – одежда и волосы в траве и колючках ежовника, – и залились смехом. Динь-Динь поспешил прочь от нас, ненормальных.

Я все пялился, как ненормальный, на желтый подтек на стене и не сразу заметил, что связан. Какие-то вязаные шнурки опутали мне руки и ноги. На шнурках болталась куча пустых разноцветных мешочков с вышитыми рисунками и иероглифами. Первая мысль возникла: меня хотят принести в жертву Асмодею или еще кому.

Второй мысли не дал возникнуть до боли знакомый нежный эльфийский голос:

– Стас проснулся.

– Я в курсе, – сказал я и повернулся. В дверях стояли моя хозяйка и Хонока – четырнадцатилетняя японка с короткой стрижкой и огромными раскосыми глазами, как у школьниц в аниме.

Я подергался на узкой койке беспомощно, как спелёнатый младенец.

– Где Мана?

Юля без всякого кокетства сказала:

– Я думала, что единственная у Стаса.

– Ч-чего?

– Я доверяла Стасу все шесть лет.

Миндалевидные лупы Хоноки с упреком посмотрели на меня:

– Семпай, старший!

– Кончайте цирк, – зарычал я. – С Маной все в порядке?

Юля отвернулась к окну и уставилась куда-то за горизонт. Хонока сказала:

– Мана-семпай жива и здорова, Стас-семпай. Унголы не навредили ей.

Как и мне, подумал я и выдохнул.

– Твоя работа, Хонока? – кивнул на мешочки с иероглифами. Милая японка покраснела.

– Конечно, нет, Стас-семпай. Юлирель-семпай сама изготовила все талисманы омамори.

– Как же?

– Юлирель-семпай попросила меня научить искусству защиты от коварных ёкаев, демонов несчастий. Всю ночь, пока инкубатор исцелял ваше тело, Юлирель-семпай укрепляла оборону духа.

Я потряс связанной рукой, привлекая взгляд хозяйки.