Питомцы апокалипсиса - стр. 15
– Все из-за того, что я отобрала тот кусок пиццы. Говорила мне мама: голодный омим, мужчина, – сердитый омим. Теперь ты меня ненавидишь.
– Да нет же, – шикнул я. – Я не передавал Дарсису ненависть, только чуток недовольства.
– Чуток? – рыкнула Мана. – Он чуть не разбил нам головы!
– Черт знает, почему его переклинило, и он набросился на тебя. Но Дарсис и правда ненавидит меня.
– Абсурдо, чушь! – теперь очередь Маны отмахиваться.
– После того как я вытянул из него всю ярость, он все еще пытался мне врезать.
– Ты сам сказал, что не знаешь, как это происходит.
Очередь дошла до Маны. Девушка просунула смуглую руку, всю в старых ножевых шрамах – следах незабываемого детства в незабываемом земном городе Сальвадоре – в стеклянную трубу машины. Внутри трубы силиконовые держатели обхватили смуглое предплечье. Автоматический безыгольный шприц прыснул в вены девушки тонкую струю «сыворотки». Как в песне:
Струя любви,
Звезда в жасминах,
Мозги – пока.
Трубка рядом с Маной освободилась, я впихнул руку. Двадцать секунд ждешь, никакой боли, так легкая щекотка. Только на немного поношенных за сутки розовых очках быстро сглаживаются царапины, убираются потертости, промываются стеклышки. И снова ты – счастливый и безропотный солдат любви, которому все фиолетово.
Ушло время, когда я пытался избежать стеклянной пасти этой мозгодавилки. Насильно или нет, сверхзвуковой шприц втыкали в меня. Нет смысла бунтовать, если ты все равно спозаранку бежишь по росистым лугам и собираешь яркий цветочный букет к Юлиному пробуждению.
Никсия пристроилась к трубе слева от меня. Ее хищная улыбка заставила меня дергаться, как кролика в капкане.
– И кто же пойдет с принцессой-инопланетянкой на танцы? – колкий вопрос нырнул солдатиком с ее красного язычка. – Ты или Дарсис?
В моей голове прокатилась горящая колесница гнева Маны, которая все слышала.
– С чего бы в этом году должно быть по-другому? – спросил я.
– С того, что в этом году Дарсису зачем-то понадобилось набить тебе лицо, – улыбнулась Веснушка.
Моя реакция? Пожал плечами.
– Он, видимо, хотел вытереть крем с моего носа.
– Заодно сломав его аксамитовым наростом на кулаке? – хмыкнула рыжая. Я снова пожал плечами. Дисплей на моей машине вывел текст «Станислав Волвин инъецирован. Следующий».
– Нежность не его конек, – сказал я и вынул руку из трубы. – Наверняка, он уже позвал на танцы Ману.
Теперь по мне словно проехался раскаленный бульдозер, и руль его держала такая же горячая девичья рука в ножевых шрамах. Я пошатнулся, чуть не рухнув. Мана заорала мне на ухо:
–