Питомцы апокалипсиса - стр. 17
Всего этого я не сказал. Я сказал: Так и запишем.
Гертен хмыкнул.
Только Мана знала, что я чудик. Точнее все знали, но только Мане я раскрыл секрет про мою сверхэмпатию.
– Через месяц тебе прекратят давать «сыворотку», – огорошили меня. Я аж заикаться начал:
– М-м-меня вернут домой?
– Ровно через год, как тебе обещали шесть лет назад, – резко повысил голос Гертен.
Я съязвил:
– Ох, извините, забыл. Человеческая память ведь очень короткая.
Синяя ладонь Гертена хлопнула по столу; показалось, весь кабинет вздрогнул. Я так точно.
– Люди, – процедил архонт, – каждый день вы придумываете новые шутки, стихи, манифесты, теоремы, законы – и ради чего? Дни напролет штудируете учебники, трудитесь на заводах и фабриках, терпите производственные болезни и травмы, изобретаете столько всего нового и бесполезного: опасное оружие, яркие предметы гардероба, безвкусные безделушки, машины с разрисованными кузовами – только ради одного – превзойти других таких же людей, своих собратьев по виду. Обставить самих себя, обскакать собственные ноги. Ваша смекалка, ваши таланты – пользы от них столько же, сколько земному киту от сохранившихся костей задних конечностей.
– Глубокая мысль, – сказал я.
Он присмотрелся ко мне. Я не улыбался.
– Девяноста девять и девять процентов вероятности, что люди никогда не договорятся между собой прекратить нецелесообразно тратить время, меньше работать, – сказал Гертен. – Скорее ваши страусы договорятся выбросить свои бесполезные крылья.
Я смял в кулак кожу на спинке дивана.
– Через месяц тебе прекратят давать «сыворотку», – словно тупому повторил архонт. – И Юлирель покинет Центр. Ее дальнейшая подготовка пройдет на орбитальной станции. Без тебя.
У меня зазвенело в ушах. А как же я?
– Как же я?
– Ты дождешься даты своей отправки на Землю в Центре. До конца года тебе больше не нужно будет заботиться ни о Юлирель, ни о другом подростке-ананси. Сможешь проводить оставшееся время, как захочешь.
Колени затряслись, в груди заскрежетало. Взгляд мой заметался по белому кабинету. Как же так? Я укусил нижнюю губу до боли, до крови. Постарался смотреть в одну точку. Сфера из цветков тягуры сверкала в бликах на окне, как сиреневый сапфир. Жестоко, очень жестоко выложить это именно сейчас, сразу после свежей инъекции «сыворотки», сейчас, когда она еще не остыла в венах.
Как же хочется вскрыть эти чертовы вены!
Черт, как же хочется сбежать!
И как же хочется отплатить этому желтоглазому гаду за его «щедрость»!
Трясясь, я выдавил:
– Архонт, почему ваша дочь сейчас не любуется тягурой?
Гертен молча отвернулся к окну, и меня прорвало: