Письмо из прошлого - стр. 21

– Я хочу, чтобы она была дома!

– Я тоже хочу. – Отец сел рядом.

– Что ты молчишь? – она со злостью схватила подушку и бросила ее в дальний угол комнаты, чуть не сбив вазу на тумбочке, та закачалась, но все же устояла на месте. Маша на мгновение затихла, замерла, а потом разрыдалась с новой силой – это была любимая ваза ее матери.

Внутри все отмирало и вновь закипало, и она не знала, куда деть эту злость. Она бы, наверняка, успокоилась в заботливых объятиях отца, но он продолжал безучастно сидеть. Обида еще больше обожгла все внутри.

– Когда я смогу увидеть ее?

Отец неопределённо пожал плечами, проронил, отмахиваясь:

– Может, в конце неделе съездим.

– А завтра?

– Нет.

– А когда?

– Я же сказал на неделе. – Отец обхватил голову руками, закачался из стороны в сторону. – Завтра у нее операция, а потом мы съездим к ней.

– Что за операция? – Маша нахмурилась. – Что у нее за болезнь? Почему я ничего не знаю?!

– Мама не хотела тебя расстраивать.

Маша вдруг засмеялась, развела руки в стороны:

– Расстраивать?!

– Да, – отец даже не посмотрел на нее, словно только у него болел близкий человек.

– А тем, что вы превращаетесь в пьяниц, вы меня не расстраиваете?

Отец молчал, словно и, не слушая ее.

– Вам нет до меня никакого дела!

Снова тишина в ответ.

– Так ведь, да?

Она замерла, ожидая, что он обнимет ее, и ее страхи отступят. Молчание. Дым от сигареты и стук собственного сердца.

– Ненавижу вас! – Маша бросилась к дверям, быстро обулась в рваные кроссовки, на секунду замерла, прислушиваясь, но отец никак не отреагировал.

Снова двор, залитый утренним солнечным светом, лужи, оставленные ночным дождем, проспект, киоск, остановка – ноги сами привели ее сюда. Маша прошмыгнула мимо людей, ожидавших в столь ранний час, рейсовый автобус и уселась на скамейку в самом углу остановки, невольно посмотрела в огромную клетчатую сумку, стоявшую рядом, из которой толстая женщина с ярко красной помадой на губах доставала кулек семечек. Смотрела на чужую сумку невидящим взглядом и думала о своем: конечно же, она не ненавидит его, родного отца. Сказала сгоряча, а точнее – с горя. Ее ненависть не к нему, а к его образу жизни. Она протестует не против него, а против его равнодушия. Равнодушия по отношению к ней, его единственной дочери, равнодушия по отношению к жизни, к будущему. Если хотя бы к не к своему, то к ее.

– Чего?! – раздался над ухом недовольный голос, и она вздрогнула, возвращаясь в реальность. – Чего говорю тебе, попрошайка?

Маша открыла рот, захватала как немая рыба ртом воздух. Незнакомая дама одарила ее брезгливым взглядом.