Письма к незнакомцу. Книга 4. Любовь - стр. 33

Грустно? Конечно, грустно. «Постоим, поплачем», – как рекомендовал арабский поэт61. Благо, и погода соответствующая, «за окном, то дождь, то снег», зябко и мерзковато, гнилая осень на излёте, я даже излился в четверостишии:

Дождливой поздней осени приметы

Стихом живописуют все поэты.

И Пушкин превознёс её, но я

Признаться, не люблю ноябр-р-рь.

А что в романе?

А в романе новый поворот. Мы в Петербурге. Перед нами «Блистая взорами, Евгений//Стоит подобно грозной тени». Он снова в свете, он влюблён. И в кого же – в Татьяну! Причина его чувства – уязвление, хлёсткий удар по мужскому самолюбию. Вызов, подобный тому, что был прислан с Зарецким…

«У ней и бровь не шевельнулась, Не сжала даже губ она», негодная кокетка, «та самая Татьяна, «Которой он наедине//Читал когда то наставленья…», ранее при виде его трепетавшая, «Так зайчик в озими трепещет,//Увидя вдруг издалека//В кусты припадшего стрелка», красневшая, бледневшая, сидит себе в малиновом берете и в ус не дует. На него ( Богом посланного!) смотрит эта фря великосветская, как на неодушевлённый предмет, говорит с ним (хранителем до гроба!), как с привычным домашним животным… Ещё и муж этот рядом топчется, а в чужих руках… Вы помните, у Овидия… А помните у Пушкина:

О люди! Все похожи вы

На прародительницу Еву:

Что вам дано, то не влечёт;

Вас непрестанно змий зовёт

К себе, к таинственному древу:

Запретный плод вам подавай,

А без него вам рай не рай.

И заметьте, опять контраст – любимец драматургов. Вновь лёд и пламень: нынешний светский холодный взгляд – и прошлая деревенская горячая любовь. Душа Онегина ожглась холодом, и он влюбился… Евгений мучается, страдает, хандрит, места себе не находит, пишет своё письмо к предмету страсти, и вот развязка, ответная проповедь: «Довольно; встаньте. Я должна// Вам объясниться откровенно…», «Как с вашим сердцем и умом// Быть чувства мелкого рабом?..»

И чуть далее:

А счастье было так возможно,

Так близко!.. Но судьба моя

Уж решена. Неосторожно,

Быть может, поступила я…

Я вас люблю (к чему лукавить?),

Но я другому отдана;

Я буду век ему верна.

С последними двумя строчками всё понятно: Татьяна Дмитриевна (в отличие от Анны Аркадьевны), поставила надёжный заслон чужому чувству и супружеская измена не состоялась. Хотелось бы оспорить малоубеждающее «Я вас люблю». Действительно (к чему лукавить?), любви уже нет, на месте любви к Онегину в душе Татьяны лишь милое сердцу пепелище.

Скорее всего, этим «я вас люблю» княгиня подсластила горькую пилюлю, так и Евгений смягчил деревенскую проповедь «любовью брата». Что же касается «А счастье было так возможно, //Так близко…», это и вовсе дамские фантазии. Когда счастье было возможно? Ни в деревне, ни в городе счастье и сближение главных героев не было возможно. Они подобны заблудившимся в лесу: то один ищет, кличет, то второй зовёт, аукает… Но беда в том, что ходят они по разным лесам и в разные времена года…