Письма, 1926-1969 - стр. 41

Основополагающее противоречие целой страны – политическая свобода в сочетании с общественным рабством. Последнее пока не воцарилось повсеместно, как я уже упоминала. Но положение опасно, ведь общество организовано и ориентировано «на расовый принцип». И в отношении общества нет никаких исключений, от буржуазии и до самого рабочего класса. Конечно, это связано со «страной иммигрантов», но дело страшным образом усугубляется из-за негритянского вопроса, то есть в Америке действительно существует не только идеология, но и «расовая» проблема. Вам, безусловно, известно, что общественный антисемитизм здесь в порядке вещей, отвращение к евреям – здесь consensus omnium. Ему противопоставлена столь же выраженная обособленность евреев, которая, несомненно, их защищает. Одна родившаяся здесь молодая еврейка, моя подруга, у нас дома, кажется, впервые оказалась в обществе американца нееврейского происхождения. Это вовсе не означает, что евреи исключены из политической жизни, но в обществе представители обеих сторон предпочитают держаться «среди своих».

Моя немещанская или писательская жизнь основывается на том, что я, благодаря мужу, научилась думать политически и исторически видеть, при этом не отказываясь от еврейского вопроса, как определяющего мои исторические и политические взгляды. И это возвращает меня к Вашему вопросу о Wandlung. Стоит ли говорить, как меня обрадовало Ваше предложение о совместной работе? Как я была бы счастлива, если бы могла просто писать и отправлять.

Надеюсь, Вы поймете, что работа в немецком журнале будет для меня очень непростой. Видите ли, я достаточно несчастна из-за отчаянной решительности евреев покинуть Европу (Вам наверняка известно о настроениях во всех лагерях беженцев как внутри, так и за пределами Германии – они имеют решающее значение). Я очень напугана – гораздо сильнее чем могу описать – возможностью грядущих катастроф, в первую очередь в Палестине, из-за отношения других государств и нашей политической склонности к самоубийству. Но одно для меня очевидно: если бы евреи могли остаться в Европе, они не смогли бы остаться французами или немцами, словно ничего и не было. Мне кажется, никто из нас не сможет вернуться (а письмо – в некоторой степени и есть форма возвращения) из-за того, что теперь евреев как будто снова готовы считать немцами или кем бы то ни было еще, но только когда нас, евреев, действительно будут ждать. Это означало бы, что я писала бы с радостью, если бы могла, как еврейка, писать об одном из проявлений еврейского вопроса, независимо от всего остального, то есть от Ваших возможных замечаний, я не знаю, можете ли Вы позволить себе опубликовать это с учетом нынешних трудностей.