Пионерский гамбит – 2 - стр. 1

В старых советских фильмах часто было две серии. В первой – интрига, какое-то приключение и развязка. А во второй – сплошная философия, рефлексия и атмосфера.

Сначала я думал, что частей у "Пионерского гамбита" будет три. Потом, уже ближе к концу книги, мне вообще хотелось оставить только одну книгу. А потом практически в финале я вдруг понял, что за всей этой семейной драмой и личными отношениями, мне не хватило, собственно, пионерлагеря. Книга закончена, а я так и не написал про кружки и секции, про выдумывание приключений, про рыбалку, про встречу зорьки, про пионербол и футбол. Про тайный язык, про чирлидеров по-пионерски, про прикормленную собачку, про уроки плаванья и ещё про кучу всего.

Думаю, второй том будет и похож, и не похож на первый. Но приключений здесь будет больше, чем драмы.

Во всяком случае, мне хочется, чтобы их было больше, но герои, как мы знаем, иногда ведут себя своевольно и делают, что им вздумается.

А пока торжественно клянусь, что вторая часть, она же последняя в этом цикле.

В общем, погнали! Добро пожаловать на смену, совпавшую со скандальной Олимпиадой 1980 года.

– Это нечестно! – голосил Марчуков, всем весом удерживая старую скрипучую стремянку, на вершине которой балансировал Мамонов. Одной рукой и зубами он держал край здоровенного красного транспаранта, а другой – пытался обвязать вокруг толстенный ствол сосны веревкой. – Мы же не нанимались, в конце концов! У них там что, соревнование, кто нам придумает занятие получше?! А я-то надеялся, что мы эти три дня будем как на курорте, а тут какая-то каторга!

– Олежа, не ной! – сказал сквозь зубы Мамонов. Не потому что злился, а чтобы транспарант не выронить. – Лучше держи крепче!

– А я что? – фыркнул Марчуков. – Я держу!

Это был уже третий здоровенный транспарант про олимпиаду, который мы сегодня вешали. На первом, у самых ворот, была надпись «Слава участникам Олимпиады-80». На втором, над козырьком столовой, – «Выше знамя советского спорта!» А этот нужно было растянуть у стадиона. Самый длинный. Вещать его было ужасно неудобно, он провисал, никаких специальных креплений у красной тряпки с надписью не было, так что приходилось что-то придумывать. Вот мы и пытались. В меру своих способностей и довольно вялого энтузиазма. По мне так уже давно надо бы вернуться к вожатым и сказать, чтобы они сами вешали. А то мы испортим им несколько часов работы, и им снова придется возиться с трафаретом и краской. Но Мамонов закусился. Или ему просто нравилось стоять на стремянке. Может он себя представлял кем-то вроде героического серфингиста, только покорял он не гребень волны, а старую стремянку, у которой половина ступенек уже едва держались. И чтобы ножки не разъезжались, нам с Марчуковым приходилось держать ее с обеих сторон.

Тут край ткани вырвался из зубов Мамонова и соскользнул на землю, потащив за собой веревку.

– Все, Илюха, слезай! – Марчуков топнул ногой и попытался принять гордую позу. Но стремянка предательски закачалась, так что он быстро схватился за нее обратно. – Нет, не правда! Пусть сами вешают!

– Они не могут, – ответил Мамонов, осторожно спускаясь вниз. – Они там вожатский танец репетируют.

– Тогда завтра повесят, все приедут только послезавтра же! – Марчуков с облегчением бросил наконец стремянку. Да и я тоже. Мы прислонили ее к дереву, но неустойчиво. Она съехала сбоку и упала в траву. – Да и пусть валяется… Пойдемте подсмотрим, что там вожатые пляшут!

Но они уже не плясали. Побросали на сцене всякие шляпы и куски цветной ткани и столпились кружком вокруг Марины Климовны.

– …а каждый отряд должен будет представить свой вид спорта, – немного гнусаво говорил один из парней-вожатых, подсматривая в бумажку. – Нужно будет сделать сценку или музыкальный номер, а потом курировать этот вид спорта всю смену.

– Что значит, курирует? – спросила Елена Евгеньевна.

– Должен устроить состязание или что-то подобное, – не очень уверенно ответил гнусавый вожатый. – Сделает стенгазету по этому виду спорта. И следит за успехами наших спортсменов на олимпиаде.