Петербургский сыск. 1870 – 1874 - стр. 26

– Это Егор?

– Да.

– Что вчера случилось?

– Не вчера, а давно. Два года мы с Егором сожительствовали, не скажу, что счастливо, бивал он меня иногда, то ли из ревности, то ли по еще какой причине, но лицо приходилось прятать, а два месяца тому повздорили мы серьезно. Он взял да Лукерье и предложил обвенчаться, чтобы мне побольнее сделать, а та и ухватилась за такого жениха. Деньги у него водились, не последний человек у Соловьёва. Вот они месяц назад и решили к батюшке пойти, а я со зла помешать им решила, так Егор от меня откупился. На что мне его деньги, так, баловство с моей стороны, а через неделю после венчания он мне в ноги бросился, мол, бес попутал и снову предложил полюбовницей его стать. Ну мы и согрешили в Зоологической гостинице, что у Мытного перевоза. Егор же житья Лукерье не стал давать, со студентом он потасовку учинил по этой же причине. А вчера, когда пошел в съезжий дом, так и жену с собою взял, чтобы проводила, и там в парке…

– Аграфена, мне правда нужна, – Путилин такого хода событий и ожидал, но что—то ему не нравилось, – ты сама видела, как Егор утопил жену?

– Я рядом не была, а стояла у дома Этингера.

– Хорошо, а дальше что было?

– Егор ко мне побежал, я испугалась и убежала к себе домой. Боязно стало.

– Как он ее убил?

– Руками задушил, она даже не крикнула, потом бросил в воду, там не глубоко и берег хоть не высокий, но крутой.

– Хорошо, Аграфена, который был час?

– Уже темнеть начало.

– Так, Аграфена, никому ни слова.

– Я буду молчать. А что ему будет?

Взгляд Путилина был красноречивее слов.

– Иван Дмитрич, – прошептал на ухо помощник, – здесь сестра убиенной проживает.

Сестра Лукерьи была молодой девушкой лет семнадцати с толстой длиной косой и румянцем на щеках, только краснота глаз говорила, что недавно слезы текли по ее лицу.

Путилин отвел девушку к единственному окну в небольшой комнате.

– … Не хорошо после венчания они жили, – говорила девушка, смотря в глаза расспрашивающего, – прожили – то только месяц, а Егор совсем начал сестру изводить, все укорял, что, мол, порченной он ее взял, а она девицею была, простыня в крови после первой ночи, но он и слышать не хотел, последнее время твердил, что иди мол, не хочу с тобою жить, когда он ее увидел в непотребном виде с хозяином. Она только слезой в ответ умывалась, вот и провожать заставил, как будто не на неделю, а на долгие годы уходит. Не послушала бы она его, – по щекам потекли две соленые полоски.

– Значит, жизни не давал сестре, а почему она согласилась на венчание?

– Так он непьющий, с руками, а что бабе надо, чтобы мужик достаток в дом приносил, а там и слюбится, – отерла рукавом слезы. – Не век же в одиночестве, да и детишек она любила, – слезы высохли и блеснули глаза.