Пестрые сказки. Рассказы - стр. 18
¿Не обидно ли это?
Уж старые черти не удостоивают и внимания наш XIX век!
Отдают его на потеху чертенятам!
Вот до чего мы дожили с нашей паровою машиною, альманахами, атомистическою Химиею, пиявками, благоразумием наших дам, Английскою философиею, общипанными фраками, Французскою верою и с уставом благочиния наших гостиных. Досада взяла меня: я решился, призывая на помощь кабалистов всех веков и всего мира, отмстить за наш XIX век, проучить негодного мальчишку и с сим великодушным намерением сквозь узкое горло выскочил из реторты…
Глава IV
Каким образом сочинитель попал в Латинский словарь и что он в нем увидел
«Суета, суета все замыслы человеческие»[20], – говорит, – ¿кто, бишь, говорит? да я говорю, – не в том сила. Уж сколько лет умышляются люди как бы на сем свете жизнию пожить, а суету в отставку выкинуть; так нет, не дается, ведь, кажется, суета – не важный чиновник, а и под него умные люди умеют подкапываться. Живешь, живешь, нарахтишься, нарахтишься, жить – не живешь, смерти не знаешь, умрешь ¿и что же останется? Сказать стыдно. ¿Неужели только? Так эти все прекрасные слова: любовь, добро, ум, все это шутка? Нет, господа, извините; уж если кто ошибся, так скорее люди, нежели кто другой. Дело-то в том, кажется, что люди так же принимаются за жизнь, как я за средство выбраться из реторты: ищем, как бы полегче, ан, не тут-то было!..
Едва я показал нос из реторты, как сатаненок стиснул меня в шипцы, которыми обыкновенно энтомологи ловят мошек, потом хвать меня за уши да и сунь в претолстый Латинский словарь, ибо, вероятно, известно почтеннейшему читателю, что с тех пор, как некоторые черти, сидя в беснующихся, ошиблись, разговаривая по-латыне, – Люцифер строго приказал чертям основательно учиться латинскому языку, а черти – словно люди – учиться не учатся, а все-таки носятся с букварями.
Между тем мне было совсем не до латыни, проклятый дьяволенок так меня приплюснул, что во мне все косточки затрещали. Притом вообразите себе: в словаре холодно, темно, пахнет клеем, плеснью, чернилами, юфтью, ниткам режет лицо, бока ломает о типографские буквы; признаюсь, что я призадумался. Долго не знал, что мне делать и что со мною будет, горе меня взяло: еще никогда на сем свете мне так тесно не приходилось.
К счастию, Латинский словарь был переплетен на английский манер, т. е. с срезанным задком, от этого нитки прорвали листы, листы распустились и между ними сделались довольно большие отверстия… вот ведь я знаю, что делаю, когда крепко-накрепко запрещаю переплетчику срезывать задки у моих книг, нет хуже этого переплета, между листов всегда может кто-нибудь прорваться.