Песня Свон - стр. 66
И с этим сообщением, означавшим, что несколько последних крылатых ракет или «Минитменов-3» были запущены из тайных бункеров где-то в Западной Америке, остатки НОРАД тоже взлетели на воздух.
Хэннен был в наушниках, через которые к нему поступали донесения по мере их обработки. Президент наушники снял – после того, как погибло НОРАД. Во рту у него был привкус пепла, и ему страшно было подумать о том черном чемоданчике, что располагался через проход от него.
Хэннен слушал далекие голоса командиров подлодок и пилотов бомбардировщиков, все еще охотившихся за мишенями или пытавшихся уцелеть в быстрых яростных стычках на половине планеты. Морские силы обеих сторон были уничтожены, и теперь Западная Европа оказалась меж огней наземных войск. Его внимание было приковано к далеким, призрачным голосам, плывшим по штормам атмосферных помех, потому что думать о чем-нибудь, кроме работы, в данный момент означало сойти с ума.
Его не зря звали Железный Ганс: он знал, что нельзя давать волю воспоминаниями и жалости, чтобы не раскиснуть.
Атмосферные вихри подхватили воздушный командный пункт, его резко швырнуло вверх, а потом он стал снижаться с тошнотворной скоростью. Президента вжало в кресло. Он знал, что больше не увидит ни жену, ни сына. Вашингтон стал лунным пейзажем, дымящимися руинами, в обуглившемся здании архива превратились в пепел и Декларация независимости, и Конституция, в аду Библиотеки конгресса уничтожены труды миллионов людей.
Ему хотелось плакать и кричать, но он был президентом Соединенных Штатов. На его запонках была президентская печать. Ему вспомнилось, – казалось, это было давным-давно, – как он спрашивал Джуману, подойдет ли голубая рубашка в полоску к светло-коричневому костюму. Он был не в состоянии выбрать галстук, потому что решение таких вопросов давалось ему с трудом. Он больше не мог думать, больше не мог что-нибудь выработать: мозг его был как солончаковое болото. Джумана выбрала ему подходящий галстук и вдела запонки в рубашку. Потом он поцеловал ее, обнял сына, и люди из секретной службы отвезли его вместе с другими семьями персонала в подземное убежище.
Все это уничтожено, подумал он. О, Господи… все уничтожено!
Он открыл глаза и сдвинул шторку с окошка. Черные облака, пламенеющие красными и оранжевыми шарами, окружали самолет. Из их глубины выстреливали клочья огня и пробивались молниями вверх на тысячи футов выше лайнера.
«Однажды, – подумал он, – нам понравилось играть с огнем».
– Сэр? – мягко спросил Хэннен. Он снял наушники. Лицо президента было серым, губы сильно дрожали. Хэннен подумал, что президента тошнит от виражей. – Вам плохо?